Впрочем, особо расстроенным он не выглядел. Напротив, загорелое до черноты лицо растягивала открытая улыбка. Оно понятно, судя по добротному импортному пиджаку — слямзили не последнее; наш новый знакомый имеет весьма и весьма недурные доходы. А принимая во внимание со вкусом подобранный галстук — соответствующее воспитание.

— Молодые люди, вы почиститься не хотите? — удачно вывернула ситуацию Александра. — Где-то тут туалет должен быть.

— Не помешает, — Сергей оглядел себя, подобрал смятую в блин шляпу, потер рукавом поля. Брезгливо дернул щекой. — Опаскудили, крысюки! Да год назад я бы их одной левой раскидал! Спасибо деду-казаку, крепко выучил морды бить! — Кулак, которым он потряс в воздухе, и впрямь оказался раза в полтора крупнее моего, тоже совсем не малого в размере. — Да только нервная горячка,[77] как свалила осенью, так до сих пор дает о себе знать. Слава Богу, успел по весне в Кисловодске нарзанами подлечиться, без того бы враз затоптали.

— Развоевался, — фыркнула Саша. — С брюшным тифом так не шутят!

— Пойдем уже! — перебил я начинающуюся пикировку. — Надеюсь воду в честь праздничка не отключили.

Поиски туалета не затянулись, уже через несколько минут шелушащееся серебром амальгамы зеркало показало полную картину наших потерь. Если я отделался всего полудюжиной грязных пятен, то пиджак и брюки нашего нового знакомого проще выкинуть, чем починить. По крайней мере, так следовало из опыта двадцать первого века… увы, в СССР принято зашивать и не такое.

— Это ты в Кисловодске так загорел? — я попробовал отвлечь нового знакомого от изучения непредусмотренных портными прорех.

— В Коктебеле, — безрадостно отозвался Сергей. — Летать пока не пускают, так хоть на ребят посмотрел.

— Ты что, летчик?! — опешил я.

— Пилот-паритель.[78] В смысле планерист.

— Здорово! — мое самолюбие царапнула зависть. — Всегда мечтал на дельт… планере полетать с птицами наперегонки.

— Это совсем несложно! — Сергей наконец-то оставил безнадежные попытки вернуть шляпе прежнюю форму. — На планере и без самолета можно сделать любую фигуру, даже мертвую петлю![79]

— Ого! — Планер и высший пилотаж в моей голове стыковались плохо.

— Вот к осени долечусь, сам покручу петли!

— Солнце, море, — я расстроенно вздохнул: — Без особой нужды в нашу слякоть не сунешься.

— Не говори, — улыбка опять сползла с лица Сергея. — Я бы и сейчас не приехал, да хочу понять, почему зарубили наш проект тридцатиметрового парителя по типу Кронфельдовской «Австрии».[80] Ильюшин и Юрьев его в план завода поставили, а Антонов ничего слышать не хочет о строительстве. Перестраховщик чертов, отечественным средствам запуска он видите ли не доверяет. Да там аэродинамическое качество целых тридцать три единицы, а ему плевать!

— Пойдем скорее, Саша наверно нас заждалась в коридоре, — перебил я поток малопонятных слов. — Только скажи, каким ветром тебя к нам в общагу занесло?!

— Вчера с отчимом посидели чуток, он у меня, знаешь ли, очень неплохой электромеханик. Заодно как-то незаметно накидали эскиз электрического управления для нового планера. Сегодня стал придумывать, как половчее изготовить в железе, вспомнил про однокашника с приборостроительного, он сейчас ведущим инженером у вас в ламповом. Пошел его искать. И вот…

— Прямо в день Интернационала?! — искренне изумился я. — Нет, может у вас, пилотов-парителей, понедельник и правда начинается в субботу. Но у нас-то на заводе все строго по гудку!

— Уж очень идея красивая!