После шинти мы едем дальше, на внезапно появившуюся ткацкую фабрику Prickly Thistle[109], что сразу за Инвернессом, и входим туда. И ни одного комментария о моей манере вождения. Подозрительно. Он спрашивает, не придётся ли ему участвовать после обеда в кикбоксинге. Нет. Он удивительно разговорчив, и, хотя я ожидал стенаний о том, как всё болит от шинти, он положительно счастлив. Под его гордой бородой мелькает даже намёк на улыбку. Борода его выступает отдельным персонажем, она топорщится в гневе и поникает в усталости. Подозреваю, что он использует масло для бороды и расчёсывает её каждый вечер. Наверное, возможность спустить часть агрессии и побороться с подростками на площадке воодушевили и его самого, и его бороду.
У Клэр, хозяйки ткацкой фабрики, которая до этого работала счетоводом, не было ни малейшего представления о том, как изготавливать тартан, не говоря уже о том, чтобы собрать крайне сложные древние станки, которые она только что приобрела. Несколькими месяцами ранее я помог распространить её призыв о помощи в сборе средств на реставрацию и переоборудование производства и создание традиционной суконной фабрики. Фанаты «Чужестранки» необычайно щедрые и страстные, и они смогли увидеть, что она пытается сохранить древнее ремесло. Буквально в считаные дни они помогли профинансировать её проект, и фабрика Prickly Thistle заработала. Мы с Клэр разговаривали о создании тартана, а это на самом деле непростая задача, и дело не столько в изготовлении шерстяной ткани или подборе дизайна и цвета, сколько в официальной регистрации этого рисунка. Как вы уже догадались, мы хотели назвать его «Сассенах». Чиновники посчитали это пренебрежительной кличкой, но мы убедили их в обратном. Благодаря сериалу и прогрессивной природе шотландцев это слово приобрело новое значение. Оно стало ласковым обращением, «чудаком-иноземцем», а ведь все мы таковы. Мы хотели создать что-нибудь, используя давнишние навыки, взяв натуральное волокно, устойчивое производство, которое обеспечило бы занятость для жителей Нагорья. Клэр была в восторге, и мы решили выпустить новый тартан.
Клэр проводит для нас экскурсию по фабрике и показывает ткацкие станки, и мы вежливо киваем, притворяясь, будто бы понимаем, что тут происходит. «Пряжа, которую мы используем, вначале вся намотана на огромные бобины, – рассказывает она. – В зависимости от узора тартана, разработанного нами для заказчиков, мы размещаем эти катушки в определённой очерёдности и числе нитей». Используя два ткацких станка, один 1920-х, другой 1950-х годов, Клэр со своей командой подготавливает нити в нужном порядке, создавая последовательности, которые работают как «компьютерная программа» станка. Уходит целая неделя на то, чтобы подготовить только эту часть, ещё даже до начала изготовления ткани как таковой. Половина ткани получается из нитей навоя, – они называются долевыми. Их сильно натягивают на основе ткацкого станка, в то время как утóк (поперечная нить) проходит между ними, огибая то сверху, то снизу при работе станка. Традиционно станки работали от ручного или ножного привода, пока в 1745 г. не были изобретены новые механические станки[110], и это изобретение просто изумительно, ведь всё теперь двигается с огромной скоростью. Челнок снуёт вперёд-назад почти незаметно, и становится опасным, как неуправляемый снаряд, если что-то пойдёт не так. Многие из первых фабричных рабочих получали травмы, а некоторые даже погибали. Пока мы наблюдаем за созданием ткани, я вижу, как глаза у Грэма разбегаются. Он смотрит на мой шарф, мой тартан «Сассенах». Могу сказать наверняка, что мы отсюда не уйдём, пока он не раздобудет себе такой же. Он топает прямиком в магазин при фабрике, чтобы отыскать самый дорогой бесплатный подарок к покупке, какой только можно. Он так и не понял, что я включил это в счёт за его комнату.
В «Чужестранке» у нас тоже был тартан, специально созданный для нас. Большинство современных тартанов и их цвета на самом деле придуманы относительно недавно, они созданы в Викторианскую эпоху, модные и заметно отличаются по цветам от клана к клану. Тартаны прошлого имели с ними мало общего или вовсе ничего. Единственное постоянство в различиях происходило из-за разных растений и ягод, используемых для окраски шерсти. Взяв местные растительные и животные красители, доступные вокруг Инвернесса, они создали тартан для клана МакКензи в оттенках коричневого и серо-голубого цвета. Те люди буквально жили в своих килтах, носили их везде и в любую погоду. Так что цвета, вероятно, несколько тускнели и становились не столь яркими, приобретая более мягкие полутона и оттенки. Очевидно, у Джейми был доступ только к тартану МакКензи, но когда он вернулся домой в Лаллиброх, мы смогли использовать его тартан Фрейзеров (он женился на Клэр в цветах своего клана; знаю, что Грэм втайне завидовал моему сногсшибательному виду и причёске).
В наши дни производство тартанов регулируется более чётко, и у многих кланов есть свой уникальный официальный рисунок тартана, а также, возможно, ещё «охотничий тартан», чтобы замаскироваться в лесу.
Грэм
«Тартан был средством самоотождествления с каким-то сообществом, когда люди использовали только те грубые материалы, что давала природа, чтобы создать различные варианты окраски и рисунка», – говорит Клэр.
После битвы при Каллодене в 1746 г. был принят Акт о проскрипции, призванный обезглавить движение якобитов и уничтожить кланы с помощью принудительного изъятия оружия – ключевой составляющей «удостоверения личности» горца и способа защиты клана и собственности – и запрета горской одежды, пледов и тартанов, символа принадлежности к клану и Нагорью. Килты были заменены брюками, и поскольку пледы носить было больше нельзя, то многие традиционные навыки, используемые в окраске шерсти и изготовлении ткани, были утрачены всего за одно поколение, включая и множество различных старых узоров тартана.
Упразднение и объявление вне закона одежды горцев. 19. Георг II, Гл. 39, сек. 17, 1746 г.
«Отныне и впредь, начиная с августа, первого дня, одна тысяча семьсот сорок шестого года, ни один мужчина или мальчик в той части Британии, что называется Шотландией, кроме тех, кто поступит на службу солдатом или офицером в войска Его Величества, не может ни при каких обстоятельствах носить или надевать одежду, обычно именуемую костюмом горца (под которым подразумевается) плед, малый килт, клетчатые штаны, наплечный ремень или же любой другой предмет одежды, что относится именно к горскому облачению, и что никакие тартаны и разноцветные пледы и прочие вещи не могут быть использованы для пальто или курток, и если любой человек будет замечен после объявленного дня первого августа носящим вышеупомянутую одежду или какую-либо часть её, каждый человек, осмелившийся на такое… За первое нарушение подлежит заключению в тюрьму на шесть месяцев, а за повторное – должен быть выселен в любую из заморских колоний Его Величества, и пребывать там в течение семи лет».
Этот закон был отменён 1 июля 1782 г. После отмены его тартаны и кланы расцвели в том виде, в котором мы знаем их, и даже сегодня мы создаём новые узоры тартанов, такие как коллекция First Love[113] от компании «Сассенах». А Сэм придумывает свой следующий шарф. Счастливый мир.
Сэм
Пора повстречаться с группой валяльщиц шерсти из Баденоха – Badenoch Waulking Group – очаровательно озорной компании леди, собравшихся за столом на задворках ткацкой фабрики. Впервые они появились в пятой серии первого сезона «Чужестранки», когда Клэр отправляется вместе с Дугалом в поездку по сбору налогов и там присоединяется к деревенским жительницам, валяющим шерсть, слушая их сплетни и песни. В той серии они просят её помочиться на ткань – это традиционный способ сделать шерсть мягче. Она вежливо отказывается, но опрокидывает несколько порций виски, которые, возможно, сделали их всех лучшими певицами!
Дамы начинают валять шерсть, исполняя строки красивой рабочей песни, которую они пели и в сериале (
Шейла Маккай объясняет нам, что валяние – давний и традиционный способ обработки шерсти, расщепления волокон и сбивания их. «Когда ткань только выходит со станка, она сплетена очень рыхло, и чтобы сделать её ветро- и влагоустойчивой, её нужно уплотнить и сжать». (Это можно проделать и дома со свитером во время любой стирки при температуре выше 30 градусов – он сядет на треть от того, что было!) Это трудоёмкая задача, и поэтому они поют, чтобы скоротать время. «Ритм песен совпадает с работой, и по мере того как шерсть становится легче и суше, песня ускоряется!» Раньше были специальные рабочие песни почти для каждого вида занятий: кошения сена, доения коров и всякого такого. Они должны были помочь провести время и сделать его более приятным. Эти традиционные песни передавались в устной форме, и некоторые из них берут своё начало в XVIII веке. Многие из них повествуют о любви, о плаваниях за море, о походах на войну и о местных сплетнях.
Грэм
«Колючая» Клэр – это чистый восторг, станки действительно впечатляют и на самом деле очень шумят, но когда всё сказано и сделано, этот «визит» на ткацкую фабрику – просто ещё один шанс расширить рекламу для очередного хьюэновского дельца, в которое он запустил свои сомнительные корпоративные пальчики. Кстати говоря, мой прапрапрадед в 1830 г. перебрался из Нагорья в Эдинбург в поисках работы. Род его занятий во время переписи 1841 г. был указан как петельщик[114]. Он приехал туда с единственным навыком, который он мог использовать в этом городском окружении, а его родным языком наверняка был гэльский. Я пытаюсь представить себе, каким Эдинбург казался Александру МакТавишу. Он приехал из деревни графства Аргайл, так что город должен был показаться ему совершенно другим миром. Я нисколько не сомневаюсь, что к нему относились пренебрежительно из-за его горского происхождения и насмехались над ним за его акцент и грубые манеры. И всё же он женился и обзавёлся семьёй в этом самом городе. До 1870 г. они точно оставались неграмотными, так как на свидетельстве о браке вместо подписей поставлены крестики. А всего пятьдесят два года спустя родился мой отец, и он уже стал лётчиком гражданской авиации. Подобный путь семьи из Нагорья, совершённый менее чем за сотню лет, находит отклик в бесчисленных переселенцах по всей стране.
Глава 11. Раскачивая лодку
Сэм
Сейчас день уже клонится к вечеру, и Грэм крепко держится за ручку на двери кабины, когда вагончик набирает скорость вниз по долине Грейт-Глен. На самом деле, мы спускаемся по огромному скальному выходу ледникового возраста, чтобы добраться до пункта назначения, лежащего под нами: легендарного озера Лох-Несс. Тормоза вагончика и так под давлением, и я отпускаю их, чтобы их не заклинило. Грэм, как бы то ни было, остаётся «на взводе», тело его застывает, челюсти сжимаются (и, наверное, задница тоже). Я направляю фургончик чуть вниз по склону – быть может, мы вылетим на воду? Интересно, наша жестянка из-под маргарина может плавать? Это будет словно серия шоу Top Gear[115], думаю я. Грэм смотрит на меня умоляющими глазами. Я резко бью по тормозам, и мы безопасно выезжаем к самой воде. После того, как я дал немного времени Грэму, чтобы его дыхание вернулось к нормальному ритму, мы стоим здесь, безмолвно глядя на сверкающую воду, наслаждаясь ничем не прерываемым умиротворением озера Лох-Несс. И мы ждём, как оно будет грубо нарушено прибытием нашего друга и участника «Чужестранки» Гэри МакОбнимальщика Льюиса в лодке.