Это действительно выдающаяся обитая металлом дубовая дверь. Таких, скажу я вам, в «Икее» не делают. «Она датируется 1605 годом, – говорит глава клана МакКензи. – Так что она относительно современная», – улыбается он. Ей больше 400 лет, и да, Сэм прав, я не могу перестать её поглаживать.
Но вау! К ней прилагается ещё и ключ, огромное изделие из железа, и его можно использовать в качестве дубинки или ограничителя для двери. МакКензи передаёт ключ мне, он весит как кирпич, и кроме того, – я не шучу – служит и револьвером. «Сорок пятый калибр, – ухмыляется он. – Хорошо, что мы не в Америке». Готов поспорить, он из него стрелял, учитывая его бывшее пристрастие ко взрывным работам. Интересно, а пушек у него здесь нет, чтобы поиграть? Но, с другой стороны, тут же Сэм, так что, наверное, не надо.
В некоторых местах толщина стен достигает 2,4 м – говорю же вам, это основательный замок – и его многое связывает с Марией, королевой Шотландии (она же Мария Стюарт, которая правила в 1542–1587 гг.). Мы поднимаемся по винтовой лестнице и входим в комнату, где история сочится через портреты предков главы клана, обрамляющих стены словно галереей, и здесь же находится молельный стульчик (
Здесь стоят два красивых кресла с высокими спинками и мягко закруглёнными ручками, изготовленные в 1701 г., которые принадлежали первому графу Кромарти. Это просто замечательно – поразмышлять о том, кто бы мог сидеть на этих креслах, что тут обсуждалось и планировалось. «Первый граф Кромарти был ростом 6 футов и 2–3 дюйма, человеком энциклопедических знаний, статс-секретарём Шотландии, лордом-верховным судьёй Шотландии, членом-основателем Королевского общества Шотландии, другом сэра Исаака Ньютона. Он говорил на восьми языках, включая гэльский, и выражал резкое несогласие с религиозными крайностями и сожжением ведьм, которое он считал пустым предрассудком», – рассказывает Джон. Какой был человек!
Передовой мыслитель, он играл важную роль в союзе государств (объединении Шотландии и Англии). «Как бы то ни было, он основывался на принципе, что обе страны будут рассматриваться как
Мы смотрим на портрет второго графа, который был вовлечён в план по вытеснению короля Георга I. Будучи хорошим фехтовальщиком, он заколол насквозь француза (бывшего государственным шпионом) в таверне, а после хитро прикрыл убийство пьяной дракой. «Третий граф Кромарти был стопроцентным якобитом. Он поддерживал Красавчика принца Чарли, а после Каллодена был приговорён к смерти вместе с другими лидерами движения», – говорит Джон, показывая нам уцелевший кроватный столбик, принадлежавший Саймону «Лису» Фрейзеру, лорду Ловату, который был казнён в возрасте 80 лет. Третий граф был приговорён к той же участи, но его спасла жена, направившая петицию королю и упавшая в обморок у его ног. Георг II изменил его приговор со смертной казни на «жизнь в изгнании к югу от реки Трент». Он так больше никогда и не увидел Шотландии, и жил в местечке Хонитон в Девоне, а все его титулы, земли и деньги были конфискованы.
Как бы то ни было, всего за одно поколение МакКензи всё получили обратно. Его сын, лорд МакЛауд, которому было всего девятнадцать, когда его освободили из заключения в Тауэре, отправился в Швецию и стал легендарным воином, учитывая почётный титул тамошнего графа. Он вернулся в Шотландию и созвал пехотный полк (солдаты без лошадей), ставший впоследствии шотландским горным лёгким пехотным полком. После того, как он отслужил в Индии под эгидой британской армии, ему разрешили выкупить замок и поместье Лауд за 19 тысяч фунтов стерлингов, что в те дни было огромной суммой.
Но вернёмся к Старому Лису, Саймону Фрейзеру – вот это был горец так горец! Думаю, сыграв Дугала МакКензи, я обрёл родство с пройдохами вроде лорда Ловата, блестяще исполненного Клайвом Расселом во втором сезоне «Чужестранки». Есть портрет Фрейзера, выполненный Уильямом Хогартом. Это рисунок человека, который явно наслаждался жизнью в полной мере. Его пасмурное лицо, полный рот и поблёскивающие глазки придают ему такой вид, словно он замышляет какую-то проказу, и вне всякого сомнения, именно этим он и занимался.
Он был известным двойным агентом, шпионя как для якобитов, так и для ганноверцев[103], – вспомните лорда Сандрингема из «Чужестранки» (великолепно переданного Саймоном Каллоу), который играл в политические игры ради собственных целей, упиваясь неприятностями и садистскими последствиями того, что он натворил. Наш хозяин, Джон МакКензи, рассказывает нам, что не кто иной как Старый Лис убедил его предка «выступить в поддержку» Чарльза Стюарта, передав Джорджу, третьему графу, меч его прапрадеда, носивший имя «меч-триумфатор клана МакКензи». Ну и как же тут возможно отказать?
После Каллодена Красавчик принц направился в сторону гор, а Ловат переплыл в лодке через озеро Лох-Несс, где подагра и артрит воспрепятствовали его побегу, и его пришлось нести «на носилках» (мне представляется что-то вроде закрытого портшеза!). Если портрет, изображённый Хогартом, достоверен, он обладал весьма избыточным весом, так что дело это было небыстрое. По слухам, он останавливался в нескольких местных замках, включая Лауд и Кавдор (в тайной башне), пока его наконец не обнаружили прячущимся на островах озера Лох-Морар.
В конце концов он встретил свою смерть на эшафоте на холме Тауэр в четверг 9 апреля 1747 г. Это был официальный государственный праздник. Десятки тысяч человек собрались посмотреть на это событие. В сам этот день Фрейзер был особенно требовательным к тому, как он выглядел, оставаясь щёгольским вождём клана до самого конца. Он отослал обратно свой парик, потому что на нём было слишком мало пудры. Он сказал, что если бы у него была бархатная куртка, то он надел бы её, отправляясь на плаху. Так сделал МакШимих Мор, «сын великого Саймона». Они с боем прокладывали свой путь на побережье Англии вместе с Вильгельмом Завоевателем; один из предков Ловата был камергером Роберта Брюса. Другой же был соотечественником Уильяма Уоллеса, разделившим его участь повешения, утопления и четвертования. Таковой должна была стать и судьба Саймона, но она была заменена простым обезглавливанием.
Во время подготовки к казни деревянный помост, построенный специально для этого случая, развалился под весом зрителей, сокрушив и переломав несколько дюжин людей, девять из которых погибли.
Когда лорду Ловату сообщили об этом, он рассмеялся: «Отлично, чем больше бед – тем лучше развлечение». Каков остряк! Считается, будто он счёл это настолько смешным, что выражение «
Наконец узнику было доставлено послание: «Топор требует твоего тела». (Не то послание, которое хотелось бы получить. Оно весьма недвусмысленно.) Он вышел, держась прямо, шутя и улыбаясь, когда восходил на эшафот, отказался от предложенной ему помощи, задержался на самом верху помоста, проверив остроту топора, и заглянул в ожидающий его гроб, словно прогуливаясь по особенно мрачному рынку. В своём завещании он оставил указания, что на его похоронах должны играть волынщики Джона ОГроутса из Эдинбурга, а местные женщины должны петь ему похоронный плач (кельтскую заупокойную песню, включающую похлопывания в ладоши, завывания, покачивания из стороны в сторону и выдирание волос – странным образом ровно всё то, что я проделываю всякий раз, когда работаю с МакРыжиком).
Он поговорил с палачом и опустился на колени, в то время как двое помощников расстилали перед ним багровую ткань, чтобы поймать его голову, когда она слетит с плеч. Палач поправил Ловата, и они продолжили беседу. Он поднял свой платок, чтобы помолиться; когда он его уронит – то будет время палачу нанести удар. Среди его последних слов была строка из римского поэта Горация: Dulce et decorum set pro patria mori («Умирать за родину сладко и почётно»). Он умер, в собственных глазах оставаясь патриотом Шотландии.
Он вытянул свою короткую и толстую шею и меньше чем через минуту уронил платок. Голова его была отрублена одним ударом, и ему принадлежит мрачная честь стать последним человеком, обезглавленным в Британии. Согласно приказу, его останки должны были быть захоронены в Тауэре, но ходит легенда, будто бы его тело было тайным образом похищено и отвезено в склеп в Уордлоу, Киркхилле, что неподалёку от Инвернесса. Как бы то ни было, в 2019 г. судмедэксперты установили, что обезглавленное туловище в гробу Старого Лиса было на самом деле телом состоятельной дамы XVIII века, и это означает, что хитрый лорд Ловат продолжает дурачить нас даже из могилы!
Изучение истории Ловата даёт нам изумительный взгляд на жизнь горского вождя в конце XVII – начале XVIII века. Однажды он сказал о своей родне, что «кланы Нагорья не считали себя связанными буквой закона, как жители низин вокруг Инвернесса, но каждый почёл бы за честь и храбрость перерезать глотку или вышибить мозги любому, кто осмелился бы потревожить покой их лэрда».
Потомки именно таких людей впоследствии колонизовали мир и помогли построить Британскую империю. В известной вражде между Мюрреями и Фрейзерами Саймон не тратил времени попусту. Дело началось с того, что он попытался жениться на Анджеле, наследнице Мюрреев (а она тогда едва-едва достигла подросткового возраста). Чтобы не позволить этому случиться, матушка несчастной Анджелы вместе с маркизом Атоллом исхитрились увезти прочь юный объект вожделений Ловата. Взамен за пощаду при удобном случае Мюрреи отправились в суд и провозгласили, что Фрейзеры поднялись «в открытом и очевидном восстании». Это было обвинение в преступлении, каравшемся смертной казнью.
Они попросили о «Патенте огня и меча», – таком же, что был выдан предку Джона МакКензи, Наставнику Кинтайла. Это буквально означало полную боевую готовность в нападении с земли, воздуха или воды – и возможность ядерного удара[105], – которая позволила бы солдатам войти на земли Фрейзеров, убить любого члена клана и разрушить их дома. Как бы то ни было, правительство не было склонно дать Мюрреям власть в том, что они считали частным случаем междоусобицы. Но со старым добрым Саймоном было ещё не покончено. Вместе со своими людьми он отправился к замку Дуни. Если дочь ему было не заполучить, тогда ему достанется мать. Тогда ему достанутся
Она отказала ему.