— Нам сюда, — коротко бросил кастеляйн и пошёл к винтовой лестнице, — Когда придёте на аудиенцию, не забудьте поприветствовать графа, как подобает.
— А как подобает? — поинтересовался я.
— Снять шлем и отвесить поклон в пояс. А затем уже изложить суть своего дела, обращаясь не иначе как: «ваше сиятельство», «сеньор» или «милорд». Ей богу, такие простые вещи приходится объяснять, будто вы прибыли с немытого дикого севера.
— Именно с севера мы и прибыли, — покачал головой Бернард. Услышав это, кастеляйн презрительно скривился и покачал головой.
— Этого я и боялся, — бросил он, — Постарайтесь соблюсти все церемонии. Милорд не любит, когда нарушают этикет.
На втором этаже было уже попросторнее. В коридоре стояла деревянная скамья напротив большой двустворчатой двери. Тут мы немного подождали, пока квартирмейстер ходил выяснял, готов ли маркграф нас принять. Странно, конечно. Вообще-то такими вещами должен заниматься не завхоз местного разлива, а всё-таки церемониймейстер, но, видимо денег на него у лорда уже не хватило. Либо он не посчитал нужным такового нанимать.
— Заходите, — донеслось из-за полуоткрытой двери.
Нас не пришлось уговаривать долго. Мы все уже порядком устали, и всем хотелось только одного — побыстрее закончить с делами и пойти обмывать нашу победу над зверем. После чего разнести половину таверны и уснуть лицом в луже собственной блевотины. Но вместо этого нас ожидали придворные расшаркивания.
За дверью оказалось довольно просторное помещение с двумя длинными столами, расположенными вдоль стен и большим резным креслом, стоявшим у дальней стены на каменном возвышении. Над ним висел очередной штандарт дома Аберлинов, а в самом кресле сидел богато разодетый дворянин. Чёрный шёлковый дублет с позолоченными пуговицами, небольшая шапочка, больше напоминавшая берет, в обод которого было воткнуто белое перо, фибула с изображением эмблемы дома, скреплявшая богато расшитую накидку.
А вот перед этим «импровизированным» троном расположилась подозрительно знакомая сгорбленная фигура, в белом балахоне, посреди которой был вышит охваченный пламенем клинок.
— Ещё раз повторяю, этих проходимцев нужно немедленно арестовать! — скрежетал кардинал, — Они уже устроили две бойни прямо посреди вашего города. А сегодня ночью и вовсе — разгромили торговую площадь. Более того, эти еретики обманули вашу стражу. Они при помощи чёрной магии подделали грамоту ордена, и убедили капитана Родрика пустить их за ворота.
— Почему вы решили, что они подделали грамоту? Тем более, при помощи чёрной магии? — поинтересовался Эдмонд, на секунду скосив взгляд в нашу сторону. Святоша, похоже, нас пока не заметил.
— Да потому, что верховодит у них чернокнижник. Больше никто не может подделать грамоту ордена!
— Я вас умоляю, — фыркнул вельможа, — Моя разведка, что только не подделывала. И без всякой там чёрной магии, попрошу вас заметить. У вас есть хоть одно доказательство того, что ими руководит чернокнижник? Кроме ваших фантазий и свидетельств ваших людей?
— Есть! — святоша замахал руками, — Сегодня утром на площади нашлось обезглавленное тело зверя. Оно было обожжено. Обезображено. Скажите мне, разве обычные проходимцы с железками в руках способны на такое?
Маркграф снова стрельнул в нашу сторону глазами. Я немного помедлил, пожал плечами, отцепил от пояса импровизированную «бомбу» которой мне так и не довелось воспользоваться и молча направился к ближайшему столу. Святоша тем временем продолжал распинаться.
— Они прибегли к древней школе чародейства — пиромантии. И призвали огненного голема, который заборол зверя. Но теперь уже этот демон разгуливает по вашему городу и сжигает дома и поедает добропорядочных мастеровых и кметов!
Подойдя к столу, я взял большое посеребрённое блюдо, убрал с него несколько пустых кубков и, расковыряв в замазке дырку, вылил туда содержимое бомбы. Маркграф поморщился и демонстративно прикрыл нос шёлковым белым платочком, а затем обратился к кардиналу.
— Вот как? Странно. Что-то я не видел дымов от пожарищ, да и о нападениях мне сегодня стража ещё не докладывала.
— Это всё потому, что голему надо набраться силы! Но, если ему позволить, если оставить в живых чародея, который его породил, всё это закончится катастрофой.