Между собой они могли говорить открыто. И, делясь своими впечатлениями о поселении, о его возможностях с точки зрения бизнеса, о его социальной структуре, все четверо сходились в том, как прискорбно, что так мало внимания уделяется людям, обитающим в трущобах, в особенности детям.

Последнее тяжким грузом лежало на сердце Эйлин, не давая покоя. Она не могла забыть лицо старшей девочки в тот миг, когда, оказавшись в лагере работорговцев, девочка поняла, что ее и ее друзей обманули. И каждый раз, когда ей вспоминался этот миг – потеря наивной детской веры, гибель надежды, – Эйлин охватывало ощущение той же беспомощности, какое она видела на лице этого ребенка.

Эйлин ненавидела это ощущение. В таких обстоятельствах злость была гораздо полезней. Когда они с Эдвиной объявили, что желают пойти отдыхать, Роберт сказал, что останется внизу с Декланом. Мужчины удалились в кабинет Деклана, поговорить о кораблях и о бизнесе. Эйлин понятия не имела, сколько времени она простояла, глядя в темноту, но потом до нее донеслось какое-то движение в соседней комнате. В комнате, которую дали Роберту.

Не задумываясь, она подошла к двери, открыла ее, вышла в темный коридор, закрыла дверь и пошла к нему. Роберт стоял посреди комнаты, рассеянно глядя в никуда. В голове мелькали возможные ответы на вопросы, которые они с братом задавали друг другу в кабинете Деклана.

Когда открылась дверь, он поднял глаза, моргнул и улыбнулся сам себе и, конечно, ей. Эйлин проскользнула внутрь. Она закрыла дверь и, прислонившись к ней, несколько секунд смотрела на него, потом смело пошла навстречу. На высоком комоде стояла зажженная лампа, и от ее лучей на темно-рыжих волосах Эйлин плясали бронзовые отблески.

Она остановилась прямо перед ним. Открыла рот…

Роберт приложил палец к ее губам.

– Прежде чем ты начнешь, я должен сказать тебе кое-что более важное, чем все остальное.

Эйлин поцеловала его палец, наклонила голову, и ее глаза цвета бренди вопросительно блеснули.

Он смотрел в ее лицо, в ее глаза.

– Я люблю тебя. Ты знаешь это не хуже меня. И ты тоже меня любишь. Поэтому… – Он взял ее за руки. Не отводя взгляда, он поочередно поднес ее руки к губам и поцеловал костяшки пальцев, потом крепко сжал их в ладонях. – Согласна ли ты, Эйлин Хопкинс, выйти за меня замуж и соединить свою жизнь с моей?

Одна рыжеватая бровь поползла вверх.

– А ты позволишь мне ходить с тобой в море, как всю жизнь делала в замужестве твоя мать?

Роберт этого ждал, и все же ему пришлось сдержать стон.

– Да. До тех пор, пока ты будешь признавать, что на корабле есть только один капитан.

Эйлин засмеялась тихим низким смехом, и ее лицо озарила улыбка.

– Конечно, любовь моя. – Она подняла руки и обхватила его за шею. – Ты можешь быть капитаном. – Она потянулась вверх и прижалась к его губам. – Ровно до тех пор, пока я буду женой капитана.

Она поцеловала его, и по всему его существу разлилось чувство облегчения. Роберт даже не подозревал, что так ждал этого. Он медленно, почти благоговейно, наслаждался вкусом ее губ, медовой сладостью ее поцелуя. Обхватив Эйлин руками, он потянул ее к себе, и она, шагнув ближе, всем телом прижалась к нему.

Это было как обещание. Оно сквозило в каждом прикосновении, в каждой ласке. Они уже дали его друг другу, и ни один из них не собирался его нарушать. Они не могли допустить, чтобы любовь выскользнула у них между пальцев.

Когда все вокруг окутала ночь и темнота поглотила их вздохи и тихие стоны, финальный крик Эйлин, которому вторил низкий стон Роберта, подтвердил их верность друг другу лучше всяких слов.