Первым, что ждало её после пробуждения, оказалось лицо статс-дамы, которая сразу же ознакомила её с распорядком наступающего дня. И хотя принцесса свалилась на ниийский королевский двор нежданно-негаданно, за вечер управители успели прекрасно вписать её во все запланированные мероприятия, так что с самого утра у неё всё оказалось расписано по часам, как и всегда. Это было досадным сюрпризом: сама Рэми рассчитывала побродить по дворцу, съездить в академию и навестить пару фрейлин в их городских домах.

Следующей неприятной неожиданностью стал парадный костюм – Рэми уже и забыла, когда в последний раз надевала жёсткий корсет, а не его облегчённую версию, и уж точно предпочла бы не вспоминать, как неудобны узкие туфельки на каблучках.

Уже на семейном завтраке Рэми поняла, что с нею случилась катастрофа. Глядя на идеальных, как для парадного портрета позирующих домашних, она с удивлением обнаружила, что её ужасно огорчает невозможность промокнуть остатки желтка от яичницы хлебом и съесть их. Не то чтобы это был Бог весть какой деликатес, намоченный яйцом мякиш, но всё же почему-то было так грустно и неприятно отказываться от этой маленькой, но такой милой приятности, к которой она уже привыкла!

Пока матушка с одной из сестёр вполголоса обсуждали, кто будет на сегодняшнем вечернем приёме, а отец со старшим сыном планировали какой-то законопроект, Рэми с тоской осознала, что ей очень не хватает за этим столом Эртана. Или Рассэла. Или Лис, на худой конец. Любого, кому бы она могла со смешком перекинуть яблоко, и кто, промахнувшись, опрокинул бы чай на скатерть и весело бы засмеялся.

Дальше – больше. Напряжённый сложный день вымотал Рэми вконец, и у неё даже не было времени и сил как следует поболтать со своими! Не говоря уж о том, чтобы куда-то поехать.

Осознав, что впереди ей предлагается ещё много-много таких дней, Рэми взбунтовалась и вызвала статс-даму с намерением перекроить своё расписание на завтра, чтобы всё-таки выбраться в академию и в город. Дама была в ужасе, и отчаянно защищала каждый пункт списка – ведь, коль скоро королевская дочь почтила их своим присутствием, она обязана посетить и парадный выезд, и смотр, и обед в муниципалитете, и вечерний чай, и…

Рэми некрасиво вырвала жёсткую тетрадку из рук дамы и с ужасом уставилась на свой грядущий график. Несколько секунд ей понадобилось на то, чтобы осознать, что так ей предлагается жить всю оставшуюся жизнь.

«Неужели это всегда было настолько ужасно?» – в недоумении думала принцесса, пытаясь понять, как ей раньше удавалось подстраиваться под столь чудовищные требования. Ведь жила же! И всё получалось! И даже чувствовала себя счастливой!

«И платья мне нравились», – с некоторым удивлением припоминала она, за этот день уставшая поправлять жёсткие кружева на плечах и следить за капризным шлейфом.

«И в туфельках нормально ходила», – с недоумением хмурилась она, вспоминая даже свой беспримерный подъём на перевале. А сегодня чуть с лестницы не навернулась! Три раза! Ещё и шлейф этот…

«И ложку правильно держала», – покраснела принцесса, так как сегодня за обедом умудрилась опростоволоситься, перепутав углы наклона и зачерпнув суп-пюре так, словно он был обычным жидким супом.

Стиснув зубы, она волевым решением постаралась втиснуться в старые знакомые рамки – ведь, в конце концов, всю свою жизнь она именно это и делала!

Однако к концу третьего дня стало очевидно, что у неё не получается. К тому времени она накопила шестнадцать укоризненных взглядов матери (вечно забывала прямо держать спину), двадцать три удивлённых хмыка со стороны сестёр (какой толк во всех этих мелочах вроде забытых перед прогулкой перчаток!) и два замечания от отца (а вот это уже серьёзно, король позволял себе подобные вещи только в исключительно важных ситуациях).

Ещё три дня Рэми понадобилось на то, чтобы смирить своё упрямство. Она была из тех, кто способен признать свою неправоту – и она охотно готова была во всеулышанье заявлять, что ошибалась, считая Мариан диким и варварским, – но отказываться от принятых решений и стратегий поведения было для неё мучительно. Она так боролась за то, чтобы остаться дома, чтобы не допустить этого брака, что теперь ей казалось и унизительно, и постыдно менять свою позицию. Настолько мучительно, что, возможно, она проволынилась бы ещё несколько месяцев, если бы не одна ситуация.

Та самая сопровождавшая её сестра Эртана, Нэсми, благополучно поселилась при марианском посольстве. Надумав возвращаться домой, она решила, что недурно было бы предупредить об этом принцессу – та вроде как говорила, что, возможно, ей потребуется сопровождение на обратную дорогу. Конечно, никто не собирался пускать незнакомую марианку во дворец просто так, поэтому ей пришлось добиваться аудиенции через посольство, по официальному протоколу.

В общем, встреча состоялась в Малом зале, где Рэми окружали придворные дамы и сёстры, а Нэсми пришлось явиться в сопровождении посла. Протокольные расшаркивания растянулись на четверть часа – и это их ещё сократили до минимума! Улыбчивый посол – судя по знакомым чертам лица, родственник А-Ларресам, – и воительница Нэсми, которая даже и в парадном платье не выглядела знатной дамой (а это, ко всему, было марианское парадное платье – то есть, довольно скромное и простое)… нет, они никак не вписывались в роскошный интерьер Малого зала, и на фоне принцессы и её свиты выглядели неуместно простоватыми и… счастливыми.

Держа спину ровно, Рэми жалела о том, что не может облокотиться подбородком на руку, и с тоской смотрела на Нэсми, которая вольна сменить свой наряд на мужской костюм, вскочить в седло и мчаться в Мариан, где, даже если её и коснутся какие-то новые безумные планы местного правителя, она всегда будет иметь право сказать им: «Нет».

Зависть наполнила сердце принцессы доверху.

Она-то даже этой нелепой церемонии не могла сказать: «Нет». Сиди тут на парадном кресле и выслушивай от марианского посла комплименты своей неземной красоте. Посол, к слову, разошёлся, и вместо положенных регламентом словес выдал экспромт, в котором выражался восторг по поводу брака принцессы с повелителем Мариана. Припечатал он все свои пассажи таким насмешливым: «ваше повелительство» (хотя титул никогда не распространялся на жён ралэсов), что Рэми невольно припомнился Рассэл. Что, впрочем, было неудивительно: посол приходился ему двоюродным братом по матери.

Нэсми тоже не разочаровала, вопреки протоколу пообещав передать брату поцелуй.