Планы Аркаста полетели в бездну, поскольку не учитывали совестливую натуру младшего брата, который был совершенно неспособен выносить, чтобы о его мотивах думали лучше, чем они есть.

– Причём тут великодушие! – горько воскликнул он, вскочил и принялся мерить курительную быстрыми шагами.

В большом недоумении Рэми наблюдала за этой вспышкой, не зная, что её вызвало и как её прекратить.

Эртан успокоился сам, так же неожиданно, как и вскочил. Рухнув обратно в своё кресло, он откинул голову на спинку, прикрыл глаза и резюмировал неожиданно спокойным тоном:

– Оставим пока в стороне этот вопрос. Развестись всегда успеем. Лучше расскажи, удалось тебе выяснить, зачем вообще твоему отцу этот брак?

Недовольно передёрнув плечом, она пожаловалась:

– Он, видите ли, решил, что для меня так лучше!

В её голосе звучала такая гремучая смесь обиды и гнева, что он встрепенулся, посмотрел на неё с недоумением и осторожно уточнил:

– Хм, Рэми, судя по тому, что мы только что обсуждали, тебе и впрямь так лучше, разве нет?

Она ответила раздражённым и сердитым взглядом, нахохлилась и продолжила свою линию:

– Но он не спросил меня, понимаешь! Он за меня решил, что мне будет лучше! Как будто я вещь какая-то! – от избытка чувств она даже пнула ногой ножку кресла, на котором сидела.

Осознав, на что именно она злится, он хмыкнул:

– Не любишь, когда решают за тебя, да, Рэми?

Она тихо ответила:

– Всю жизнь за меня всё решали. Даже сейчас, когда я приехала туда, сразу же впихнули меня в распорядок дворцовой жизни, не спрашивая моего мнения. Тебе не понять, Эртан, у вас тут всё иначе… но это так ужасно, всю жизнь подчиняться понятиям долга! – горько подвела она итог своей девичьей ниийской жизни.

Эртан закинул ноги на подлокотник кресла и вздохнул:

– Отчего не понять? У каждого своя жизнь, Рэми, и свой долг. Ты видишь только то, что наверху, и тебе кажется, что я свободнее тебя, лишь от того, что я могу пренебрегать этикетом и обходиться без жёсткого регламента. Но почём ты знаешь, – испытующе посмотрел он на неё, – какой долг связывает меня, и не променял бы я с его с радостью на те узы, от которых сбегаешь ты?

Он выглядел в этот момент слишком серьёзным и слишком усталым, и это был, наверно, первый раз, когда она с несомненной отчётливостью поняла, что, несмотря на все внешние различия, на нём лежит тот же груз, какой несёт любой правитель, и та же ответственность, которая наложила свой несомненный отпечаток на лицо и манеру её отца.

Она смешалась и не знала, что ответить; он снова прикрыл глаза, хмыкнул и внезапно заявил:

– У соседей баня есть, пойду договорюсь, чтоб растопили, а то сил на тебя смотреть уже нет, вся извертелась.