– Я тоже буду стараться, – мечтательно возвестила она, томно вздыхая.

Эртан почувствовал, что волосы на затылке явно стремятся встать дыбом: в каком именно направлении собирается стараться супруга, было непонятно, но он дальновидно ожидал чего-то фееричного и разрушительного.

– Ммм? – без энтузиазма и надежды на внятные разъяснения попытался всё же прояснить ситуацию он. – Честно говоря, Рэми, я так и не понял, чем тебя сейчас обидел.

От того, что он снова в первую очередь пытается найти ошибку в своём поведении, Рэми опять горько разрыдалась.

Как и положено всякой избалованной младшей дочке – даже не обязательно принцессе, а что уж говорить о таком осложняющем дело нюансе, – Рэми была в высшей степени эгоцентрична. Весь её мир вертелся вокруг неё, и дело не в том, чтобы это она была плоха, дурна или глупа – просто так устроилась вся её жизнь, и иначе она попросту не умела. Не научилась ещё.

Сейчас она впервые вынырнула за границы этого привычного эгоцентризма и увидела там ещё один совершенно независимый от неё центр, вокруг которого тоже вертится его мир, – Эртана.

Того Эртана, которому она наговорила столько отменных, выверенных, продуманных гадостей.

Того Эртана, которого она обдавала такой изысканной, бескомпромиссной,  безжалостной холодностью.

Того самого Эртана, у которого, как оказалось, тоже есть чувства, желания, надежды, слабости и прочее.

Не то чтобы она этого не знала раньше; знала, конечно, но не задумывалась всерьёз.

Теперь же на неё всё обрушилось разом. Она снова и снова припоминала все свои слова и поступки за последние несколько дней, и та боль, которую она причиняла ему, разрывала ей сердце тем острее, чем отчаяннее она понимала, что вернуться в прошлое и изменить уже сделанное и сказанное невозможно.

Чем больше собственных фраз, взглядов и гримас всплывало в её памяти, тем невыносимее становилась тяжесть на сердце: пожалуй, она даже восприняла сейчас всё это куда острее, чем в своё время чувствовал он.

Ему стоило немало трудов, нервов и усилий, чтобы, слова за слово, вытянуть из неё то, что она чувствовала, и разобраться, наконец, почему она плачет так горько.

– Ох, Рэми! – только и сказал он, гладя её по волосам и щекам.

– Прости меня! – она перехватила его руки и принялась их целовать.

Она была в таком состоянии, что упала бы к его ногам и целовала бы и их, если бы не сидела, крепко поддерживаемая им.

– Да простил уже, – обрадованный тем, что ветер переменился, легкомысленно прервал поток её самоуничижения Эртан и уверенно увлёк её в поцелуй.

Вышло удачно.

Настолько удачно, что он, рассудив, что к вечеру переменчивый характер супруги может снова выдать какой-нибудь резкий кульбит, решил не терять времени и пользоваться благоприятным моментом. Мягко опрокинув её на спину, он перенёс свои поцелуи на более интригующие места.

Рэми на миг широко распахнула испуганные глаза и воспротивилась: