Дима сделал вид, что не слышит. Темнота была прибежищем для эмоций, но мы услышали его вздох.
– Слушай сюда, Ашот. Ты можешь до конца жизни цитировать на память стихи Баркова, но пока ты не примешь себя таким, какой есть, всегда будет какой-нибудь Саня или какая-то Ирка, которые будут задевать тебя за живое. Ты метис. Точка. Смирись с этим!
– Когда ты сам-то смирился, друже? – спросил Макс тихо, но так зловеще, что по коже побежали мурашки. – Когда двух белобрысых детей родил? Думаешь, я слепой и не вижу, как тебя от гордости пучит, когда ты объясняешь, почему они у тебя такие… Беленькие. Олегу не хочешь к ним приписать? А то, вдруг, там еще крепче арийская кровь кипанула?
– Кроткий…
– Ты забыл, как тебя обошли на службе? Забыл, как тебе лишь медальку дали, а не орден, как остальным? Забыл, как тебя на улицу вышвырнули из армии – за твой нерусский ебальник? Потому что лить твою кровь на афганский песок было правильно, а вот вносить твою рожу в офицерский состав…
– Я помню, – перебил Дима еще тише. – Но речь сейчас не о том.
– Речь о том, что чувак, с которым ты меня помириться просишь, так яростно защищал свою женщину, что твою… тогда мою еще, девушку, подстилкой для черномазых назвал. При мне. Знаешь, что я почувствовал?
– Макс, ты
Макс издал странный звук. Дима не дал ему и рта раскрыть.
– И это был последний день, когда она официально была твоей. Так что, давай, на черномазых сосредоточимся.
Макс угрюмо и очень громко дышал.
Я сидела в углу, стараясь не шевелиться.
Дима прочистил горло:
– Макс, хватит! Ты не виноват в том, что твой биологический отец, так уж вышло, был тем, кем он был. Ты мой брат, я тебя люблю, как родного брата. И то, что Саня, этот бедный ублюдок, похожий на лишаистого хомяка, назвал тебя черным, это – твоя единственная беда? Серьезно? А что он должен был ей сказать после того пассажа о проститутках, которые предлагают ему остаться друзьями? Это ниже пояса было… Он просто ударил в ответ.
– И тем не менее, он в ответ оскорбил
– Нет, Макс! Не переворачивай. Ты давно хотел освободить хату, сам говорил. Хотел Ангелу забрать к себе, а тех двух с балласта скинуть. Ты просто воспользовался случаем. Просто все зашло слишком далеко… Он хотел оскорбить
– Дима, – вмешалась я. – Ты, хоть, не начинай!..
– Тебя это не задело?! – тут же вмешался Кроткий. – Скажи, что тебя не задело!.. Давай, скажи ему. Как ты там языком давилась, стояла.
– Я? Ха! Да я гордилась, представь себе, что у меня были такие мужчины! Прости, Дим… Это все равно, что тебе кто-то из тех, кого Соня раскрутили и не дала, скажет, что ты в нанайку суешь. Ты обидишься или посмеешься?
– Я пристрелю, – сказал он.