– Ты понимаешь, если в меня будут стрелять, то я просто не пригнусь? – попытался он. – Ты смерти моей хочешь?
– Я не хочу твоей смерти. Это ты вбил себе в голову, что умрешь, как герой. В чистых трусах и со сверкающими запонками. В смерти ничего прекрасного нет! Ты сам это знаешь! Есть силы, которыми ты управлять не властен. Ты тоже можешь погибнуть в аварии.
– Чему быть, того не миновать.
Кан поднялся, я вцепилась в его предплечье и только тогда почувствовала, как напряжен бицепс.
– Дима, карты не говорят о том, чего нельзя избежать. Когда взорвался наш дом, я ничего не увидела…
– Я надеюсь, ты не вещаешь такое при посторонних, Кассандра?
Я отпустила руку. Отодвинулась, оскорбленная.
– Кассандре тоже никто не верил, – сказала я. – Ни ее папаша, велевший втащить Коня в Трою, ни Агамемнон. Троя пала, а Агамемнона убила его жена. Именно так, как предсказывала Кассандра. И Кассандру, к слову, убили тоже. И прижитых ею детей…
Дима сжал губы, глядя на меня сверху вниз. Его ладонь легла мне на щеку, и я умоляюще подняла глаза. Нелегкая это роль. Роль истеричной городской сумасшедшей, чьи пророчества вызывают смех. Я и сама до конца в них не верила. Просто любила его сильней, чем саму себя. Что стоила моя гордость, в сравнении с тем, что я могла потерять?
– Пожалуйста, любимый, – сказала я. – Тебе ведь необязательно говорить им всем – почему. Я тоже никому и никогда ничего не скажу. Ты ведь знаешь… Это будем знать только мы.
Дима наклонился и коснулся губами моих приоткрытых губ.
– Береги детей, хорошо? И себя. Сядь…
Я села. Он подхватил у порога сумку, снял с вешалки пуховик. Я осталась сидеть: прощаться перед дорогой, Дима считал ужасно плохой приметой.
Мы обменялись взглядами.
– Я люблю тебя! – сказал он. – Помни об этом, если… Ладно?
– Я не хочу просто помнить. Я хочу это слышать от тебя самого, – я всхлипнула. – До самой старости. Хочу прожить с тобой долго-долго и умереть в один день…
Я слышала, как грохнула, открываясь, тяжелая железная дверь и голоса парней, ожидавших Диму снаружи.
– Всем пристегнуться, – долетел до окна приказ.
Затем ропот возмущения и Димин, не терпящий возражений, голос:
– Потому что, млять, Я. ТАК. СКАЗАЛ!..