Дима всегда был кандидатом в самоубийцы. Когда его черный джип срывался с места, загребая асфальт колесами, как рвущийся с поводка ротвейлер, казалось, он через пару метров взлетит, чертя в чистом небе белые линии.

Он водил хорошо, почти гениально. Но хорошие пловцы тонули чаще плохих. Хорошие водители чаще, чем плохие водители, совершали ошибки. Машины переворачивались, у машин взрывались колеса, машины, не вписавшись в резкий вираж, вылетали на встречную полосу… Ремни безопасности же, в теперешнем понимании существовали для трусов. И для самоубийц… Попробуй, будучи пристегнутым поперек груди, пригнуться быстрее пули.

Я смотрела на Димин профиль, сосредоточенный и ужасно мрачный, и думала: как мне рассказать ему? Хотя бы для того, чтобы сон не сбылся. Мы уже имели сегодня пренеприятный разговор, когда, проснувшись в холодном поту, я достала коробку с картами и полетела на кухню, свалив по дороге стул.

Он мне уже намекнул, куда засунет мне мои предсказания. Жутко прозвучало в ночной тиши.

При свете дня я храбрее не стала.

Все еще жил в памяти жуткий, до яви холодный сон. Была зима. Ослепительно-белая и холодная. Типичная хабаровская зима. Такая же, как там, за окном. Голубое небо, солнце и белый-белый, только что выпавший снег. На пустой парковке стояла машина. Неправильно, полубоком, занимая сразу три парковочных места, чего Дима раньше не делал.

Я шла туда, влекомая непонятной необходимостью, что кажется такой логичной во сне. И видела, что машина искорежена, словно трижды кувыркнулась по дороге прежде, чем встать на колеса. Окно водителя было покрыто инеем. Но не со стороны улицы, как это обычно бывает. Снаружи.

Он скрипнул, почти как снег под ногами и стекло, рывками, начало опускаться вниз. Из салона дохнуло холодом и железом. Дима повернул ко мне бледное, как иней лицо и открыл глаза. Черные и страшные от запекшейся мертвой крови.

Проснувшись, я выглянула в окно и первое, что увидела, это ослепительно-белый, сверкающий под солнцем, снег… И вспомнила, как однажды, еще в Корее, смеха ради гадала: будет ли свадьба с ним? Да? А роман с Максимом? Тоже – да? А с Диминой любовницей?.. Тоже?! Боже-боже! Да так мне времени не останется…

Все сбылось.

– Ты в Комсомольск по трассе поедешь? – спросила я.

Дима поднял голову и открыл глаза, словно там, во сне. Это был его привычный, «вампирский» образ. Когда Дима сдерживался, чтобы не заорать. Мысль о том, что я смысл его жизни, никогда не мешала ему спускать на меня собак. Особенно, когда я лезла не в свое дело.

И все-таки…

Трасса Хабаровск – Комсомольск имела на совести больше жизней, чем Дима. Даже с учетом тех, что он убил на войне. Ровная, прямая, она заставляла забыть о скорости. Достаточно было легкого прокола и шины взрывались, заставляя автомобили взлетать.

Весной все становилось еще печальнее. Днем все таяло, в ночи замерзало. А сегодня еще и снегом сверху припорошило.

Будь моя воля, я расставила бы вдоль трассы столбы с плакатами: «Ты пережил девяностые, чтобы сдохнуть здесь?!» Но шутки шутками, а Дима совсем недавно рассказывал мне о том, как разбился целый кортеж, когда на дорогу, в недобрый час выбежала косуля.

– Да.

Я закусила губу, стараясь не завизжать, как делали героини в дешевых ужастиках. Белок был ослепительно красным.

– Что у тебя с глазом? – охрипнув, спросила я.

– Сосуды полопались. Все на самом деле не так уж страшно, как выглядит.