За две недели каникул, Стёпка откровенно заскучал и решил посетить школу в первый учебный день. По дороге ему вспомнился разговор с Костяком, состоявшийся, когда тот вышел из подъезда Журавлёвой. Тарас в этот момент как раз слегка очухался от встречи с Жекиными кулаками, поднялся с асфальта и принялся отряхиваться от снега. Но увидев, что Костяков снова целенаправленно топает к нему, испуганно замер, не зная, что ожидать от непредсказуемого друга. Поразмыслив, он примирительно поднял вверх ладони:

— Всё-всё, Костяк. Я всё понял, осознал и больше не встреваю. Я лишь помочь тебе хотел. Надоело смотреть, как ты уже больше года сохнешь по Журавлю, а сам даже не заговорил с ней ни разу! Вот и решил я немного подтолкнуть её к тебе, раз уж самому тебе слабо. Да только она оказалась ещё хуже тебя: если ты просто тормоз, то она… Хм, ладно, проехали, — тут же исправился Стёпка, разглядев в глазах друга печально известный ему нехороший огонёк. И Тарас состроил максимально виноватое выражение на своём побитом лице: — Короче, я извиняюсь, Жек. Больше встревать не буду. Обещаю, — Но Костяков на это обещание никак не отреагировал, продолжая разглядывать Стёпку нехорошим взглядом. Тот обречённо вздохнул: — Что, опять бить будешь?

Жека ещё немного помолчал, давая другу окончательно проникнуться серьёзностью ситуации, и лишь потом усмехнулся, не в силах сдержать переполняющее его хорошее настроение:

— Да вообще-то надо бы тебе как следует по кумполу настучать. Но так и быть, сегодня не буду. И то, только потому, что благодаря твоему поганому помелу я узнал о ней много нового. Надо же! И от твоего помела есть польза, — усмешка Костяка стала шире.

— Ну вот, видишь, — обиженно пробурчал Стёпка, — Если бы не я, ты бы ещё год вокруг неё круги нарезал, а может и дольше! А ты мне за это весь фэйс разукрасил.

— Я начистил тебе физию не за это, а за то, что ты треплешь своим помелом вообще без разбору: зачем велел ей извиняться передо мной? Это ты, Тарас, должен извиняться. За то, что чуть не спалил меня перед всем классом. Я же говорил тебе держать язык за зубами? Говорил? Говорил. И за Катькины нервы тоже следует тебе табло начистить. Повезло ещё, что она не обиделась. Даже извинилась передо мной, как ты хотел. А с твоей косорукой помощью могла бы шарахаться от меня как от чумного. Вот тогда бы я сейчас с тобой тут лясы не точил, а вмазал бы по первое число. Усёк?

— Усёк, — покаянно опустил голову Стёпка, но тут же встрепенулся: — И что, Журавль в натуре извинилась? Поэтому вы так долго в подъезде зависали? А как она извинялась?

— Как-как, словами. Как же ещё? — Хмыкнул Костяк. — Хорош трепаться. Пошли уже.

Жека зашагал по улице в обратную сторону, и Тарасов поторопился за ним, но вопросы у него не закончились:

— В смысле словами? И всё? Даже не чмокнула ни разу? В том подъезде же в такое время никого не было.

— Дались тебе эти поцелуи, Степанелло! Сказано же: не доросла. Ничего, я терпеливый, подожду.

Тарасов вытаращил глаза:

— И сколько ты ждать собрался? Ещё год? Два? Десять? Звездец, это же окосеть можно! Нужно брать её тёпленькой, а то, пока ты ждёшь, твой Журавль опять тебя кинет и улетит в неведомые дали.

— Заткнись, Тарас. Ничего ты не понимаешь. Катька — не твои грудастые тёлки. К ней нужен особый подход. И она стоит того, чтобы ждать. К тому же, у меня теперь есть план.

— Какой? — Живо заинтересовался Степан.

— Сам же слышал, она от книжек тащится, вот и буду к ней через них подбираться. Читать, конечно, придётся, — поморщился Костяк, — и наверняка какую-нибудь заумную хрень, но ничего, потерплю. Катька оценит, вот увидишь.

— Ну ты и замороченный! — Присвистнул Тарас. — Так мозги себе ломать ради девчонки? Фи! Да я бы в жизни на это не пошёл. Ну да я — не ты, Костяк. Даже интересно будет позырить, что из всего этого получится.

Тарасов усмехнулся воспоминанию и шустрее пошлёпал в сторону школы, предвкушая любопытные с его, сугубо индивидуальной точки зрения, забавы с одноклассниками.

Жека ждал окончания новогодних каникул не менее нетерпеливо, чем Тарасов, но по другой причине. Ему понравилось слушать Журавлёву, разговаривать с ней. А две недели её не видеть, когда вроде бы общение начало налаживаться, стало для него неожиданным мучением. Он все каникулы не знал куда себя приткнуть, без толку слоняясь по квартире, покрикивая на брата или болтаясь на улице, когда погода позволяла.

Катерина же, наоборот, провела каникулы с пользой, прочитав кучу запланированных на это время книг, приняв участие в отчётном концерте музыкальной школы, в которой училась вот уже четвёртый год, и навестив бабушку в другом городе. После памятного провожания домой, Журавлёва долго не могла уснуть: всё прокручивала в голове разговор с Костяковым на лестнице в подъезде и пыталась понять, что он хотел сказать своим странным поведением. Но в конце концов, девочка пришла к выводу, что ничего особенного за его словами не стояло. «Ну не мог же он всерьёз заявить, что будет ждать моей любви?» — Думала Катя. — «Зачем ему это? Это же Костяков! Ему плевать на людей с высокой колокольни! Наверняка, тоже решил подшутить надо мной, как и его дружбан Тарасов. Только вот его странная светлая улыбка, которая мне так понравилась, никак не вяжется с этим утверждением. И Тарасова постоянно одёргивал по дороге, не давая поиздеваться как следует, хотя мог бы поржать с ним за компанию. Непонятно это. Ну да ладно, чего теперь гадать? Скорее всего, Женька посмеялся и давно забыл об этом разговоре. Одна я всё мучаюсь и нервы себе накручиваю! Наверное, он и про книжку не вспомнит, так что можно не тащить её в школу… Хотя нет, обещала же. Придётся нести», — вздохнула девчонка, заранее запихивая нужную книгу в рюкзак вместе с учебниками. Мало ли, вдруг потом перед школой забудет? Журавлёва привыкла выполнять свои обещания.