Однако Вуди-Аллен-актёр не оставил нам выбора, кроме как следовать тексту. Недооценённый как актёр, уморительно вплетающий по ходу действия черты своего характера в воплощаемый образ, Аллен является одарённым импровизатором. Поскольку невозможно было предугадать его следующее действие, то и бесполезно было заранее планировать свои. Он не использовал крупных планов, не использовал наездов камеры. Каждый раз актёры выкладывались по полной, ощущая прохладные дуновения от пролетающей мимо камеры Карло. Когда сцена выходила из-под контроля, никто не останавливался, потому что благодаря импровизации из хаоса часто рождалась комедия.

Было во всём этом что-то ещё, кроме незабываемого опыта. Может вы помните, что весной 1994 в личной жизни Вуди Аллена творилась неразбериха, и это широко освещалось прессой. Глядя на его игру, режиссуру, вы бы никогда не подумали, что только вот сегодня утром его лицо и беды мелькали на первых полосах нью-йоркских таблоидов. Я был поражён его умением полностью погрузить себя в работу. Его сосредоточенность на деле вдохновляла, хотя моя личная борьба никогда не выходила за пределы моей головы (и слава богу, до сих пор остаётся в дали от публики).

Совершенно неожиданно я и ещё кое-что вынес из этого опыта. Как-то раз во время перерыва, ожидая подготовки к новой сцене, мы с ещё несколькими членами съёмочной группы решили сыграть в гипотетические ситуации. Возник такой вопрос: если бы вы могли выбрать, то в какой эпохе хотели бы жить? После того как все высказались, настала очередь Вуди, участвовавшего в беседе поверхностно. Он выдал:

— Я бы хотел жить в любое время с момента изобретения пенициллина, — все покатились со смеху. Это был идеальный и неожиданный ответ.

Всё, что Вуди Аллену пришлось пережить той весной, не так уж страшно по сравнению с неизлечимой болезнью. И тут меня осенило: эй, у меня неизлечимая болезнь, а я всё равно смеюсь. Должно быть, всё не так уж плохо.

Лос-Анджелес, октябрь 1994.

Вся пожёванная от повторных перечитываний во время перелёта из Нью-Йорка, в коричневых кругах от газировки моя копия сценария «Американского президента» была крепко зажата под мышкой, когда я вошёл в офис Роба Райнера. Может, не веря своей удаче, что такой потрясающий сценарий попал мне в руки, я хотел защитить его, не дать ему ускользнуть от меня.

— Это ещё не предложение, — сказал мне ранее Кевин. — Роб просто хочет, чтобы ты взглянул на сценарий и прилетел в Лос-Анджелес для встречи.

Что ж, я взглянул на него, и он мне понравился. Так что делай предложение Роб, но предупреждаю: я не соглашусь на это меньше, чем за бесплатно.

Конечно, вслух я этого не говорил, но и не скрывал, что сценарий был одним из лучших, что я читал. Автором был Аарон Соркин, также известный тогда по сценариям к фильму «Несколько хороших парней» и телефильму «Западное крыло». Для меня не имело значения, что роль, на которую я рассматривался, была не главной: ради Майкла Дугласа в роли президента и Аннет Бенинг в роли его любимой женщины из его окружения, я готов был и ко второплановой.

Мы с Робом Райнером говорили о фильмах, наших детях, но разговор оживился, когда мы перешли на политику. Ньют Грингрич и его «Контракт с Америкой» доминировали в заголовках национальных изданий, а демократов всего неделя отделяла от потери контроля над Палатой представителей[66]. Лицо режиссёра — настолько знакомое ещё по сериалу «Все в семье», что я чувствовал будто знаю его намного дольше, чем есть на самом деле, — отражало целую гамму эмоций, когда он страстно высказывал свои политические предпочтения, столь близкие к моим. Причины, по которым он хотел снимать этот фильм, были очевидны. Эта умная романтическая комедия была также своевременным высказыванием о том, как иногда в политике Вашингтона цинизм может заменять патриотизм. Поэтому я испытал восторг, когда он прямо в офисе предложил сыграть роль Льюиса — вымышленную версию хорошо известного помощника Била Клинтона.

Но пока что счастливый билет был не у меня в кармане. Несколько недель спустя после читки ролей в зале заседаний компании Роба Райнера «Касл Рок Продакшнс» случилось кое-что сильно меня напугавшее. Впервые за всё время я убедился, что Паркинсон может стоить мне работы. Когда актёры и производственный персонал встали после читки из-за столов, поднялся гул довольных голосов; утро прошло гладко, настроение — расслабленное, но мне нужно было срочно со всеми распрощаться, покинуть здание и добраться до машины. Занятый чтением, я забыл принять «Синемет»; начинался тремор, и я хотел быть подальше от чужих глаз, когда он разыграется по полной. Однако я не успел сбежать, так как производственный менеджер попросил у актёров всеобщего внимания.

— Мы хотим разобраться с вашими страховыми компаниями, — сказал он. — Так что, пожалуйста, соберитесь все в холле на медосмотр.

Я остолбенел. Никто не предупредил меня. Они и не обязаны были. Предпроизводственные медосмотры — обычное дело. Проводились они поверхностно врачами, работающими на студийную страховую компанию. Обычно они заглядывали только в рот и мерили кровяное давление. Медосмотр — это всего лишь способ избежать найма тех, кто мог слететь посреди съёмок и затормозить производство.

Левая рука начала бесконтрольно хлопать по бедру. Я засунул её в карман брюк, всухую проглотил пол таблетки «Синемета» и быстренько разработал план выхода из ситуации. Нужно было резко притормозить: если бы я оказался последним в очереди, глядишь, и синтетический дофамин успел бы подействовать, прежде чем я добрался бы до врача.

В борьбе с болезнью я добился больших успехов, но всё ещё не был уверен, как на неё отреагируют люди. Лучше было оставить её при себе. «Синемет» каждый раз срабатывал безотказно, и я достаточно хорошо знал, как контролировать симптомы, чтобы они не вмешивались в производственный график. Хотели бы они работать со мной, узнав о БП? Сейчас я знаю, что в наше время у большинства людей трудностей с этим не возникает, но тогда — мне не хотелось выяснять это на собственном опыте. Однажды я поделюсь с работодателем своим диагнозом, но не в этот раз.

«Майкл Фокс»

Моя очередь. Я достал руку из кармана — она была неподвижна, как скала. В этот раз я увернулся от удара.

Съёмки «Американского президента» продлились с декабря 1994 по март 1995. Я наслаждался каждой сценой, каждым из великолепных актёров, с которыми работал и проводил время на съёмочной площадке. Не очень-то меня радовали только дни, когда я не снимался. В Лос-Анджелесе я был один, вдали от семьи, оставшейся в Нью-Йорке (по причинам, которые я назову позже). Проводил часы напролёт, смотря телевизор, питаясь одной и той же гостиничной едой и пытаясь выловить Трейси и Сэма по телефону. В силу возраста Сэм был не очень-то словоохотлив. Приходилось повышать голос на пару октав и изображать из себя Микки Мауса, чтобы хоть что-то из него вытянуть.

Работать так далеко от дома было тяжело, но что ещё мне оставалось? Сделать круг интересных мне предложений ещё уже, ограничившись только интересными предложениями Нью-Йорка? А что насчёт только тех фильмов, которые снимались бы по графику, идеально сочетающемуся с ритмами моей семьи? В Нью-Йорке разрабатывалось множество проектов, но производственный график ни одного из них не был настолько — с 9-ти до 17-ти — предсказуемым. Так просто не бывает в кинобизнесе.