Брат садится рядом со мной на кровать и показывает, что нашел. Любительские съемки, десятки роликов, на которых борозда в небе, внезапный взрыв и вылетевшие стекла в домах какого-то городка. Картинка дрожит, совершенно размытая иногда. На одном видео женщина стоит у себя на кухне; вдруг все окна вдребезги, она кричит. Неумелый оператор наводит зум, его руки подрагивают, но мы видим приближение болида или чего-то похожего — огненного шара, он прочерчивает небо, а потом исчезает во вспышке. Норбер шепотом объясняет, что стал искать недавние свидетельства появления НЛО над центром России, там, куда человек дважды ткнул пальцем, а потом показал на потолок шкафа. Нашел кучу глупостей про всемирный заговор и несколько видеороликов про взрыв болида, это произошло в прошлом месяце на западе города под названием Омск. Я беру у него из рук планшет, открываю новое окно, задаю поиск и вижу несколько статей в серьезных газетах об этом болиде. Один журналист пишет, что в этом регионе уже второй раз за пять лет на небольшой высоте взрывается суперболид. Оказывается, в 2013 году распался болид над городом Челябинском, и сила его взрыва была в 30 раз больше, чем у бомбы, сброшенной на Хиросиму. И вот ровно три недели назад то же самое случилось в 150 километрах к востоку, между Челябинском и Омском, над территорией практически необитаемой. Но если осколки болида 2013 года упали на землю, то от болида 2018 года, видимо не такого огромного, не осталось ничего. В статье говорилось, что первый был диаметром 16 метров и массой 8000 тонн, а второй — только 8 метров и 4000 тонн. В заключение журналист напомнил, что, хотя болиды нередко проникают в атмосферу, взрыв двух с промежутком в пять лет над одним и тем же участком земной поверхности — явление исключительное.
Но меня поражает не история с болидом, а то, что Норбер принимает всерьез собственные фантазии. Я спрашиваю, действительно ли он верит в то, о чем говорит. Мало ли, коротко отвечает брат. Он пытался проверить рассказ незнакомца. Когда я замечаю, что между взрывом падучей звезды и приземлением космического корабля есть разница, он пожимает плечами. Его гипотеза проста: в небе над Россией разлетелось на куски неисправное НЛО, но пилот успел выпрыгнуть. На земле его каким-то образом засекли секретные службы или мафия, он от них сбежал, пересек Европу, временно укрылся на Балканах, потом добрался до нас и закрылся у меня в шкафу.
«Который ведет в Нарнию», — добавляю я. «Не смейся», — говорит Норбер. На меня тут же накатывает желание засмеяться. Уже два дня у меня все валится из рук. Не знаю, отчего это: оттого, что каникулы кажутся слишком долгими и бесцельными, или что у меня в шкафу спит чужой человек, или что я один из всех переживаю при мысли об отъезде. Понятия не имею, в чем дело, мне плохо, плохо, и всё, и не сообразить, что во мне разладилось.
В этом году родители по просьбе учителей заставили меня пройти тест IQ. Надо сказать, разброс оценок у меня был от 2 до 19 из 20 баллов. Общий средний балл получился очень даже неплохой, но иногда я просто не могу заставить себя сосредоточиться на вопросах, которые мне задают. Учителя заговорили обо мне на классном собрании. Я не подходил под стереотип, к которому меня причислили. Отец безработный, мать собирает заказы на складе, старший брат катастрофический неуч. И вдруг посреди всего этого интровертный подросток, у которого, несмотря на отдельные провалы, общий средний балл 16. Учителя велели мне провериться у психолога: не раннего ли я развития. Я сходил на четыре сеанса, мы говорили обо всем и ни о чем, я заполнял анкеты. В один дождливый день я вошел к ней в кабинет со словами, что мне нравится петрикор. Она вытаращилась, потому что не знала такого слова. Я объяснил, что так называется особый запах земли после дождя. Психолог кашлянула, что-то записала в блокноте, и мы как ни в чем не бывало начали сеанс. Я был доволен своим ходом: слово я открыл накануне — кликнул по ссылке, обещавшей десять слов, которые не вставить в разговор. К тестам я отнесся как к игре.
Результат показал, что я нахожусь на довольно высоком уровне, но ничего неординарного собой не представляю. Ни сверходаренный, ни наоборот. Не знаю, успокоило ли это родителей. Папа сказал только, что обидно ничего не найти, заплатив такую сумму психологу.
Я все время говорю о брате, но вообще-то я, наверное, обижен на учителей. С первого же дня в школе я «замкнутый подросток, металлист, носит футболки с символикой, это его брат принес в школу гранату». Я бы предпочел, чтобы во мне видели того, кто я есть, а не потенциальную новую проблему.
Норбер поднимается и говорит: «Завтра папа с мамой начнут укладывать вещи. Пока они будут возиться у себя в комнате, мы сможем вывести пришельца из шкафа».
Предпочитая не обсуждать слово «пришелец», я киваю, и он выходит, оставляя меня одного. Ну, не совсем одного. Я прислушиваюсь как могу, но не слышу ни дыхания, ни шевеления. Молниеносно раздеваюсь до трусов и забираюсь под одеяло. Я в каюте корабля, которому грозит крушение, а в трюме прячется тайный пассажир. Если капитан узнает, я дорого заплачу за это.
И я засыпаю.
По крайней мере, долго пытаюсь заснуть.
5
Открываю глаза рано, около шести утра. Жалюзи я опустил, но не закрыл наглухо, и темноту пунктиром пробивает свет. Все видно, почти как днем. Незнакомец вышел из шкафа и уснул на полу, положив голову на мешок с моей старой одеждой. Беда, если бы родителям пришло на ум зайти ко мне. Слава богу, еще слишком рано. Человек приподнимается. Я и не заметил, что у него глаза открыты. Тихонько что-то стрекочет. Я соображаю, что он просидел в комнате уже двенадцать часов. Встаю, натягиваю джинсы и футболку, открываю дверь. Прикладываю палец к губам: тсс. Он выходит за мной в коридор. Можно не бояться, родители раньше девяти-десяти утра не проснутся — воскресенье. Открываю дверь в туалет, в ванную. Даю понять, что он может ими воспользоваться, и указываю направление обратно к своей спальне. Снова прикладываю палец к губам. Понял ли он меня? Умеет ли он спускать воду или включать кран? Надеюсь, да. Не могу же я все время стоять рядом и помогать.
Ложусь на кровать и жду. Не знаю, что мне делать, если кто-нибудь из родителей проснется. Это будет катастрофа. Жду. Прислушиваюсь. Мертвая тишина. Через две минуты незнакомец снова появляется в комнате. Встаю, прохожу позади него, спускаю воду в туалете, заглядываю в ванную, но там ни следа его пребывания не обнаруживаю. Возвращаюсь к себе. Он стоит перед раскрытым шкафом. Хотел бы я с ним поговорить, да не знаю как. Незаметно поднимаю жалюзи. Пишу на листке свое имя — Джеф, протягиваю ему бумагу и ручку, он смотрит, но не берет.
Похоже, у него на родине никогда не открывали бутылки с водой, никогда не видели карты мира, не спускают за собой воду, не держали в руках ни ручки, ни бумаги. Мне вдруг становится страшно. Беспричинный страх. Может, этот тип попросту сумасшедший, больной на всю голову. Он не пытался задушить меня ночью, но это еще ничего не значит. Психи иногда действуют под влиянием внезапного срыва. Так нельзя. Я должен что-то предпринять. Не хочу вышвыривать его на улицу и не хочу говорить родителям, что мы привели в дом постороннего, но и держать его в шкафу больше не хочу.
«Вы не спите?» — раздается шепот Норбера. Еле сдерживаю крик: не слышал, как он встал и вошел в комнату. Надо же, мой братец-слонопотам умеет передвигаться крадучись. Мы должны спрятать пришельца, пока папа с мамой не проснулись. Мне жутко не нравится определение «пришелец», но некогда рассуждать: Норбер прав, слишком рискованно оставлять незнакомца на весь день в моей комнате. Я спрашиваю, есть ли у Норбера идеи, ведь нельзя отправить человека обратно в подвал: взломщики могут вернуться. Вопрос уже решен, как ни в чем не бывало отвечает Норбер, укрытие на день есть, нужно торопиться. Он протягивает человеку толстовку и бейсболку, а мне говорит не стоять столбом, а сбегать на кухню за едой и водой.
Мы быстро спускаемся в холл. Любому встречному мы показались бы кучкой подростков, ничем не примечательных. Один мальчик крупный для своих лет, в сером спортивном костюме, один худющий, натянул капюшон поверх кепки, и один страшноватый на вид, в застиранной черной футболке с надписью Metallica белыми буквами. Норбер так и не сказал мне, куда мы идем. В холле он останавливается в нерешительности. Если за парковкой следят, нас увидят. Человека, зажатого между нами двоими, могут и не узнать. Но сам факт, что три подростка вышли из дома воскресным утром в полседьмого, может вызвать подозрение.
Поздно, назад уже не повернешь. Делаю глубокий вдох. Ну и ладно, говорю, наврем, что идем в футбол играть. Ненавижу футбол, парирует Норбер и открывает дверь. Мы на улице. Стараюсь не озираться по сторонам, чтобы высмотреть шпиона. Норбер пересекает парковку, мы за ним, как можно непринужденнее. Переход через дорогу, идем справа от тротуара. Район кажется еще пустыннее, чем вчера вечером. Ни машины, ни собаки, ни кошки, никого, буквально никого. Небо в вышине уже поголубело. Мы подходим к культурному центру, огибаем его и направляемся к тому месту, где вчера брат нашел убежище незнакомца под строительными лесами.
«Мы куда идем?» — снова спрашиваю.
Норбер поднимает на меня глаза, переводит дух и наконец отвечает: на стройку, там безопасно.
Шагаем в тишине раннего летнего утра. Все кажется таким умиротворенным, воздух еще хранит ночную свежесть. Невозможно представить, что здесь живет двадцать тысяч человек, а не мы трое. Искренне надеюсь, что не попался на крючок и в утреннем покое не притаилась злоба. Надеюсь, что преследователи нас не видели, что они сдались и убрались отсюда.