–
Я его тоже поприветствовал и, улегшись ничком на ковер из зеленого мха, опустил лицо в чистый источник, который пульсировал, как сердце, среди папоротников. Я пил долго, запоем и не мог вспомнить, была ли вода когда-нибудь такой вкусной. Окатив голову и шею, я сел и выдохнул с ощущением полного счастья.
– Хорошая вода, – сказал мужчина. – Сладкая, как сочный фрукт.
Я с ним согласился, сполоснул и начал наполнять бутылки.
– Там тоже есть источник, – он показал пальцем на обрывистый горный склон, – но вода другая, горькая, как вдовий язык. А эта сладкая, приятная. Вы иностранец?
Наполняя бутылки, я отвечал на его вопросы, но мысли мои блуждали. Рядом лежали остатки еды – полбуханки желтого, как примула, маисового хлеба, несколько здоровых белых зубцов чеснока и пригоршня крупных сморщенных маслин, черных, как жуки. Потекла слюна, и я со всей остротой осознал, что у меня с раннего утра во рту не было ни крошки. Незнакомец в конце концов заметил взгляды, которые я бросал украдкой на его пиршественный стол, и с типичным крестьянским радушием достал нож.
– Хлеб? – спросил он. – Будете хлеб?
Я ответил, что не отказался бы от хлеба, но только нас трое. Моя сестра и ее муж (тут я солгал) умирают от голода среди скал. Он сложил свой перочинный нож, собрал остатки еды и протянул их мне.
– Отнесите им, – улыбнулся он. – Я уже поел, а иностранцы на Корфу не должны голодать.
Я рассыпался в благодарностях, сложил маслины с чесноком в носовой платок, буханку и бутылки с водой засунул под мышки и зашагал обратно.
– Будьте осторожны! – крикнул мне вслед мужчина. – Держитесь подальше от деревьев, скоро будет гроза.
Я поглядел на голубое выгоревшее небо и подумал, что он ошибается, но ничего не сказал. Вернувшись, я застал мрачного Адриана, выдерживающего ноги в морской воде, и загорающую на скале Марго, которая что-то фальшиво напевала. Они набросились на еду, как голодные волки, разрывали на куски золотистый хлеб, давились маслинами и чесноком.
– Это было славно, – закончив, радостно объявила Марго, как будто это было ее рук дело. – А теперь домой.
Тут мы столкнулись с проблемой. Ноги у Адриана, хоть и отдохнули в воде, сильно распухли, и понадобились наши с Марго совместные усилия, чтобы помочь ему влезть в ботинки. Но он смог лишь медленно ковылять, как старая черепаха. Мы прошли около мили, и он сильно отстал.
– А нельзя ли побыстрее? – раздраженно крикнула ему моя сестра.
– Быстрее не получается. Ужасно больно ступать, – страдальческим голосом отозвался он.
Несмотря на наши предупреждения, что он обгорит, Адриан снял фланелевую рубашку и подставил молочно-белую кожу палящим лучам. Когда до дома оставалось уже не так много, сбылся прогноз крестьянина. Эти летние грозы зарождались в кучевых облаках над Албанской грядой и с помощью очистительного теплого ветра быстро докатывались до Корфу, как горячая волна из открытой печи. Ураганные порывы ослепляли нас пригоршнями песка и рваными листьями. Зеленая оливковая роща засеребрилась, точно мимо проплывала стая рыб. Ветер громыхал в кронах деревьев, как буруны, разбивающиеся о волнорез. Голубое небо чудесным образом заволокли тучи с кровавым отливом и то и дело рассекали зазубренные копья бледно-лиловых молний. Яростные горячие порывы все нарастали, рощи содрогались и шипели, словно их сотрясал невидимый злобный великан. А потом хлынул дождь, он выливался огромными ушатами и бил по головам, как удары пращи. Фоном же служил гром, который царственно прокатывался по небу, урча и грохоча поверх несущихся туч, и казалось, что миллионы звезд сталкиваются и рассыпаются обвально.
Это была невиданная гроза, и мы с Марго наслаждались ею в полной мере: после дикой жары и стоячего воздуха секущий дождь и громовые раскаты освежали. А вот Адриан наших восторгов не разделял. Он был из тех бедолаг, которые страшатся молний, так что его все это ужасно пугало. Мы пытались его отвлечь хоровым пением, но наши голоса тонули в этом грохоте. Мы решительно продолжили наш путь, и наконец в просвете между мрачными, исполосованными ливнем кронами показались гостеприимные огни виллы. Когда Адриан ввалился в дом, больше похожий на ходячий труп, навстречу нам вышла мать.
– Дети, где вы пропадали? Я уже заволновалась, – сказала она и только тут разглядела нашего спутника. – О господи! Адриан, дорогой, что с вами?
Те части тела, которые не сгорели, имели синевато-зеленоватый оттенок, он с трудом передвигался, а зубы у него так стучали, что он не мог слова вымолвить. Ругая и жалея его одновременно, мать препроводила его в спальню, где он несколько дней пролежал с солнечным ударом, сильнейшей простудой и гноящимися ранками на ногах.