– От меня она ничего не получит, – твердо сказал Ларри. – Я не собираюсь защищать животных от насилия. Я за насилие.

– Ларри, как ты можешь! – возмутилась мать. – Скажи, что на самом деле ты так не думаешь.

– Конечно думаю. Если бы эта госпожа Вадрудакис пожила недельку в этом доме, она бы сказала то же самое. Она бы душила сов собственноручно, чтобы только выжить.

– Одним словом, ведите себя вежливо, – решительно заявила мать, а затем обратилась персонально к Ларри: – И никаких разговоров о совах. А то она решит, что мы чудны́е.

– Так мы и есть чудны́е, – с чувством подытожил Ларри.

После обеда выяснилось, что Ларри, как это уже нередко бывало, потерял двух потенциальных союзников в своей антисовиной кампании. А именно Марго и Лесли. Увидев маленьких филинов, Марго пришла в полный восторг. Она как раз освоила искусство вязания и великодушно предложила свои услуги. Я подумал, что было бы здорово одеть всех птенцов в одинаковые полосатые пуловеры, но потом решил, что это будет непрактично, и с сожалением отказался от ее любезного предложения.

Инициатива Лесли показалась мне куда практичнее. Он пообещал мне пострелять воробьев. Я спросил, готов ли он это делать ежедневно.

– Ежедневно не получится, – сказал он. – Я могу уехать в город, или возникнут еще какие-то дела. Но, когда смогу, постреляю.

Я предложил настреливать сразу побольше, чтобы хватало на неделю. Эта идея ему понравилась.

– Посчитай, сколько тебе нужно на неделю, а дальше дело мое.

Я произвел трудные подсчеты, ибо математика никогда не была моим коньком, уточнил, сколько мне нужно воробьев (в дополнение к домашним запасам мяса), и с этими выкладками пришел к Лесли, который как раз чистил свое последнее приобретение – великолепный старинный дульнозарядный мушкет турецкой работы.

– Так… о’кей, – сказал он, поглядев мои цифры. – Сделаем. Пожалуй, лучше подойдет духовое ружье. Если я возьму дробовик, Ларри из-за шума устроит нам дикий скандал.

Итак, вооружившись духовушкой и большим бумажным пакетом, мы отправились на задворки. Лесли зарядил ружье, прислонился к стволу оливы и открыл пальбу. Это было все равно что стрелять по мишеням. В тот год случилось настоящее нашествие воробьев, и вся крыша дома была ими усеяна. Лесли щелкал их как орехи, и они скатывались на землю, где я их подбирал и складывал в пакет.

После первых выстрелов воробьи всполошились и перебрались повыше, на самый конек крыши. Лесли доставал их и там, но теперь они скатывались по дальнему склону крыши и падали на заднюю веранду.

– Подожди, пока я еще настреляю, а потом сразу всех подберешь, – сказал Лесли, и я добросовестно ждал.

Какое-то время он продолжал отстрел, почти не промахиваясь, так что тихое паф совпадало с исчезновением очередной птички.

– Черт, – вдруг сказал он. – Я сбился со счета. Сколько уже?

Я сказал, что тоже перестал считать.

– Тогда ты собери тех, что упали на веранду, и жди меня там, а я подобью еще шесть штук. Думаю, этого хватит.

Я пошел со своим бумажным пакетом на веранду и с ужасом увидел, что уже пришла госпожа Вадрудакис, о которой мы совершенно забыли. Они с матерью напряженно сидели, стиснув чашки с чаем, а вокруг валялись птичьи трупики.