И вот что, на мой взгляд, было самое поразительное: при слабом интеллекте, он вынужден был полагаться на свои исключительные способности к мимикрии. Язык ему заменяла свирель. Увидев, что сумел завладеть моим вниманием, он вытащил ее изо рта и поманил меня рукой. Я сразу заспешил вниз, так как у этого персонажа нередко обнаруживались прелюбопытные вещи. Именно от него мне досталась самая крупная раковина моллюска в моей коллекции, да еще с парой крошечных крабов-паразитов, именуемых горошинами, внутри.

– Доброе утро, – приветствовал я его.

Он улыбнулся, показав желтые зубы, и, сняв шляпу, отвесил мне преувеличенный поклон, отчего бронзовки на нитках сонно зажужжали, будто хор плененных изумрудов. Затем он поинтересовался моим здоровьем – подав вперед корпус и взглянув на меня обеспокоенно-вопросительно, затем продемонстрировал мне, что у него все в порядке: сыграл на свирели развеселую мелодию, а потом втянул полной грудью теплый весенний воздух и шумно выдохнул, зажмурив глаза в экстазе. На этом светские церемонии закончились, и мы перешли к делу.

Я спросил, что ему от меня нужно. Он сыграл на свирели жалобный мотивчик, долгий и дрожащий, а затем широко распахнул глаза и зашипел, раскачиваясь из стороны в сторону и пощелкивая зубами. Он так точно воспроизвел недовольную сову, что, казалось, вот-вот улетит. Сердечко у меня учащенно забилось, ибо я давно мечтал о самочке для моего сплюшки Улисса, который целыми днями неподвижно сидел на оконном карнизе в моей спальне, как вырезанный из оливкового дерева тотем, а по ночам уничтожал мышиную популяцию вокруг нашей виллы. Но когда я задал прямой вопрос, Тип с Золотистыми Бронзовками презрительно высмеял саму идею совы-сплюшки, посчитав ее банальной. Тут он снял одну из сумок, которыми был весь увешан, открыл ее и осторожно высыпал содержимое к моим ногам.

Сказать, что я потерял дар речи, значит ничего не сказать. В белой пыли барахтались три крупных птенца; они шипели, раскачивались и щелкали клювами, словно пародируя хозяина, а в их огромных золотистых глазах читалась смесь ярости и страха. Это были птенцы филинов, такие редкие экземпляры, что никаких денег за них не жалко. Я сразу понял: они будут моими. О том, что приобретение трех пухлых и вечно голодных птенцов серьезно увеличит наши расходы на мясо (точно так же, как появление птенцов выпи увеличило бы расходы на рыбу), я просто не думал. Выпи – вопрос будущего, которое может и не наступить, а вот филины, похожие на увесистые серо-белые снежки, щелкающие клювами и танцующие румбу в дорожной пыли, – это реальный факт.

Присев на корточки и поглаживая птенцов, отчего они быстро впали в состояние, близкое к спячке, я начал торговаться. Коробейник был в этом деле мастак, что делало процесс гораздо интереснее, но при этом торговля была очень мирной, поскольку протекала в полном молчании. Мы сидели друг напротив друга, как два великих знатока на аукционе, где продаются три картины Рембрандта. Достаточно было вскинутого подбородка или едва заметного покачивания головой. А в затянувшихся паузах этот тип пытался подорвать мою решимость с помощью музыки и несъедобной нуги, завалявшейся в его карманах. Но тут все решал покупатель, и продавец отлично это понимал. Кто еще на острове купит у него сразу трех птенцов филина? В общем, мы ударили по рукам.

Я испытывал временные финансовые затруднения, а потому объяснил Типу с Золотистыми Бронзовками, что ему придется ждать оплаты до начала следующего месяца, когда я снова разживусь карманными деньгами. Сам не раз попадавший в подобные ситуации, он меня прекрасно понял. Я уточнил, что оставлю необходимую сумму у нашего общего друга Яни в кафе на перекрестке, где Тип с Бронзовками сможет забрать причитающееся, когда снова окажется в наших краях. Покончив с грязной коммерческой составляющей, мы с ним распили бутылочку имбирного лимонада, которую он достал из объемистого рюкзака. После этого я усадил драгоценных птенцов в их персональную сумку и продолжил путь домой, оставив бродягу лежать у обочины среди своих пожитков и весенних цветов и наигрывать на пастушьей свирели.

Голодные крики птенцов по дороге к вилле заставили меня задуматься о кулинарном подтексте моих новых приобретений. Тип с Золотистыми Бронзовками явно птенцов не кормил. Уж не знаю, как долго они у него находились, но, судя по гвалту, птенцы были страшно голодные. Обидно, что мои отношения с Лесли оставались напряженными, иначе я бы его уговорил пострелять воробьев или убить парочку крыс для моих новобранцев. В нынешней же ситуации я мог рассчитывать только на великодушие матери.

Я застал ее на кухне. Она лихорадочно помешивала ложкой в пахучем и бурлящем котле, с озабоченным видом держа перед собой в другой руке поваренную книгу и молча шевеля губами. Я достал из сумки филинят – вот они, бесценные дары. Моя мать поправила запотевшие очки и поглядела на эти шипящие, раскачивающиеся пуховые шарики.

– Очень милые, дорогой, – сказала она рассеянно. – Очень милые. Тебе лучше отнести их в безопасное место.

Я ответил, что спрячу их у себя в комнате и никто про них даже не будет знать.

– И правильно. – Она нервно на них поглядывала. – Ты же знаешь, как Ларри относится к твоим новым зверятам.

Я отлично знал и потому решил всеми силами сохранить их от него в тайне. Но есть одна маленькая проблема, объяснил я ей. Филины голодные, а еще точнее, умирают от голода.

– Бедняжки. – У нее тотчас проснулось сочувствие. – Дай им хлеба с молоком.

Пришлось ей разъяснять, что филины едят мясо, а у меня закончились все запасы. Может, у нее что-то осталось? Иначе им просто не выжить.

– С мясом у меня неважно, – сказала она. – Я собиралась пожарить на обед отбивные. Посмотри в леднике.

Я зашел в кладовку, где в огромном рефрижераторе хранились съестные запасы, и заглянул в ледяное, объятое туманом чрево. Все, что я там обнаружил, – это десяток отбивных на обед, да и тех едва ли хватило бы трем изголодавшимся птенцам. Я вернулся с этими новостями.

– О господи, – отреагировала мать. – Ты уверен, что они откажутся от хлеба и молока?

Но я был тверд. Филины едят только мясо.

Тут один из птенцов качнулся так сильно, что упал. Видишь, сказал я, какие они слабые.