Еще утром 30 апреля Гитлер на что-то надеялся, но после полудня принял решение. Его камердинер Ленке получил приказ раздобыть двести литров бензина и принести их в сад рейхсканцелярии. Личный шофер фюрера Кемпке стал уверять, что канцелярия окружена русскими и на машине не прорваться, но Ленке так на него посмотрел, что тот все понял и побежал выполнять приказание. Больше всего он страдал не от того, что начал догадываться, зачем нужен бензин, а от того, что достал на двадцать литров меньше.

И вот последний обед. За столом – гробовое молчание. Любимица Гитлера овчарка Блонди не отходит от хозяина. В углу поскуливают четверо ее щенят, но Блонди не реагирует. Совершенно подавленная Ева Браун что-то умоляюще говорит Гитлеру. Он усмехается и напоминает о судьбе Клары Петраччи – ее вместе с Муссолини сперва расстреляли, а потом повесили вниз головой.

Подали пирожные. Никто к ним не притронулся. Тогда Гитлер придвинул к себе блюдо и подозвал Блонди. Следом за ней прибежали и щенята. Гитлер взял пять пирожных, вставил в них капсулы с ядом, посмотрел в преданные глаза Блонди и… протянул пирожное самому нетерпеливому щенку. Через секунду тот был мертв. Такая же судьба постигла остальных. Блонди окаменела, кажется, она начала что-то понимать, но хозяин торопливо сунул в ее пасть пирожное – она успела благодарно облизнуться, внутри что-то лопнуло, и Блонди упала замертво.

Все, кто были за столом, пришли в неописуемый ужас – им казалось, что их тоже заставят есть пирожные. Но Гитлеру уже было не до них. Он встал, взял под руку Еву, и они ушли в другую комнату. Все знали, зачем ушел фюрер. Но когда он это сделает и как? И не передумает ли? Когда раздался приглушенный выстрел, все облегченно вздохнули. Борман, Аксман и Ленке вбежали в комнату. Гитлер и Ева Браун сидели на диване. Голова Евы лежала на плече мужа. Оба были мертвы. На полу валялся револьвер.

Теперь командовал Борман. Гитлера завернули в ковер и потащили наверх. Еву взвалил на плечи сам Борман. В саду нашли воронку от авиабомбы, положили в нее трупы, облили бензином и подожгли. Смрад, зловоние, дым – вот и все, что осталось от фюрера. Уже рассветало, и Борман поднял глаза навстречу солнцу. То, что он увидел, заставило содрогнуться: в восходящих лучах солнца над куполом рейхстага развевалось красное знамя.

Еще продолжались бои, еще сопротивлялись эсэсовцы, но всем было ясно, что войне конец. Ни Громову, ни его разведчикам участвовать в этих боях не пришлось: сразу после падения рейхсканцелярии их поставили в оцепление. Какие-то большие начальники озабоченно сновали туда и сюда, что-то вывозили, что-то выносили, разведчики иногда помогали… И вдруг нежданно-негаданно Виктора пригласили вниз.

– С собакой, – добавил посыльный.

Виктор кликнул Рекса и шагнул в проем выбитой двери. Крутая бетонная лестница вела вниз. Площадка, поворот, снова площадка… Чем глубже спускались, тем короче становился шаг Рекса, тем безвольнее болтался хвост, а из горла вырывались какие-то всхлипывающие звуки. Наконец вошли в довольно большую, ярко освещенную комнату.

– Майор Громов, – представил его Галиулин незнакомому генералу.

Тот кивнул и с любопытством посмотрел на Рекса.

– Хорош, бродяга, – одобрительно заметил он. – Волкодав что надо, от такого не уйдешь. Жаль, что поздно увидел, а то бы забрал в Смерш.

У Виктора мгновенно вздулись желваки.

– Разумеется, вместе с хозяином, – заметил его реакцию генерал и чуть заметно улыбнулся.

– У нас он тоже не сидел без дела, – ревниво сказал Галиулин.

– Очень хорошо, – миролюбиво поднял руки генерал. – Сейчас самое время проверить, как он справлялся с этими делами. Задача такая, – чуть строже сказал генерал, – я дам понюхать фуражку, а он пусть определит, куда делся ее владелец. Вопросы есть?

– Есть. Разрешите сперва осмотреться. Его что-то сильно беспокоит, – кивнул Виктор на Рекса.

– Хорошо, майор, осмотритесь. Только, чур, ничего не трогать!

Виктор отцепил поводок и легонько подтолкнул Рекса. Тот потоптался, ни с того ни с сего с подвывом зевнул и пошел вдоль забитого недоеденной снедью стола. Он уже знал, куда и зачем идет. То, что чуял он, людей не волновало, но для Рекса других запахов, кроме того, который уловил еще на лестнице, не существовало. В углу перед грудой коробок и чемоданов он остановился и обернулся к хозяину. Виктор наткнулся на его взгляд и содрогнулся – столько там было горя и той невысказанной тоски, которую люди не случайно прозвали собачьей.

– Разрешите? – обратился Виктор к генералу.

Тот молча кивнул. Виктор разгреб коробки, отбросил чемоданы – и увидел остекленевшие глаза красавицы овчарки. Рядом лежало четверо мертвых щенят.