Из вышеприведенных примеров становится видно, что часть авторов, описывающих жизнь и быт русинов, находилась на пророссийских позициях (А.С. Афанасьев-Чужбинский, П.А. Несторовский, Г.И. Купчанко и др.). Отражая идеи великороссийской концепции, они одновременно не смогли повлиять на формирование общественной мысли, направленной на поддержание русинства. Русинство Бессарабии и Северной Буковины, попав под общероссийское воздействие, испытывало общий резонанс от процессов, протекавших в среде малороссийского массива населения.
Русины русского фронтира Бессарабии и Северной Буковины испытывали серьезное воздействие со стороны двух составляющих. В качестве первой можно назвать мощные примордиальные реалии в виде аккультурационных и ассимилятивных процессов в среде русинского населения, импульс к развитию которых поступал со стороны восточнороманского населения, чему в немалой степени способствовало единоверие и поиск русинским населением духовного единства с родственными по религиозным воззрениям, наиболее близко проживающими молдаванами.
Вхождение Русской Буковины и Бессарабии в состав Российской империи, непосредственная контактность с родственным, тогда малороссийским, сообществом и, наконец, государственная политика, направленная на унификацию этнического образа малороссов с великоросским сообществом в немалой степени способствовали стиранию этнической обособленности русинского самосознания в Бессарабии. В ходе буржуазных реформ самоидентификация русинов края развивалась в интеграционной связке с капитализирующимся и украинизирующимся во второй половине XIX в. населением малороссийских земель, на что начинают обращать внимание авторы конца XIX – начала XX в. Причем эти процессы аккультурации в среде местного русинства шли в двух направлениях в сторону прежде всего молдаванизации, а также украинизации (В. Бутович388, Л. Берг389 и др.)
Напомним, что еще в начале XIX в. единство взглядов на религиозную идентичность превалировало в сравнении с иными видами идентичностей. Как справедливо отмечает И. Буркут, «многие буковинцы были выходцами из смешанных семей и владели как минимум двумя языками – их национальное самосознание отличалось определенной размытостью, нечеткостью. Над ним, как в Средневековье, доминировало конфессиональное сознание. А общее для восточнороманского населения Буковины православие традиционно называлось здесь “волошской верой”. Отсюда и самоназвание “волохи”, содержащее не столько этнический, сколько конфессиональный смысл. Его рьяно поддерживали священники-румыны, которых назначали в этносмешанные села с целью румынизации славян»390. Кстати, при работе в экспедициях в украинском Буджаке автору не раз приходилось убеждаться в аналогичной практике украинских властей, назначающих в болгарские приходы священников, окончивших Львовскую духовную семинарию. Но это к слову…
Авторы специально не касаются этнических процессов, имевших место в Цислейтании, поэтому проблемы закарпатских русинов, их собратьев из Славонии и других регионов в данном контексте не затрагиваются.
Возвращаясь к сказанному выше, можно утверждать, что длительность совместного проживания на одной территории, а также религиозные миграции, особенно усилившиеся после Брестской унии 1596 г., способствовали участию русинов в этнической судьбе соседних народов: молдаван, румын и поляков. А последние в свою очередь не могли не оказывать влияния на русинское население. Обобщая выводы, сделанные многими авторами XIX – начала XX в. (А.С. Афанасьевым-Чужбинским, П.А. Несторовским, Л.С. Бергом), можно констатировать, что русинское население, попавшее под влияние восточнороманского компонента, в частности, оказалось в значительной степени подвергнуто ассимилятивным процессам. Дополняя данное утверждение, следует также констатировать, что русинское население Бессарабии и Буковины второй половины XIX – начала XX в. оказалось в значительной степени подвержено процессам украинизации.
Этот процесс многократно проявлялся через активную миграцию в Бессарабию в указанный период населения из регионов Украины. В ряде исследований В.С. Зеленчука391 и В.М. Кабузана392 отмечается увеличение численности украинцев края, интенсивно заселяющих Бессарабию на протяжении XIX в., что особенно усилилось во второй его половине. Дополнительным фактором выступало расселение в Бессарабии XIX в. украинского казачества, прежде всего на юге.
В немалой степени распространению украинской идентичности среди русинского населения Северной Бессарабии и Буковины способствовали контакты русинов с жителями малороссийских территорий. Спасаясь от безденежья, русины отправлялись на заработки (фальчи), в частности в Подолию, Волынь и другие регионы Украины.
Тесному культурному малороссийскому влиянию способствовал такой региональный промысел русинов, как извоз. П.А. Нестровский в конце XIX – начале XX в. оставил красочное описание быта русинов-фальчевников: «В таком обозе есть что-то старинное, чумацкое. Для полноты картины недостает только чумацких волов, которых буковинцы и другие русины для таких длинных поездок никогда не берут, заменяя их лошадьми»393. Для волов в Бессарабии не хватало земли для выпаса. Заставляла от них отказаться и их природная медлительность, непозволительная при перевозке скоропортящихся товаров, производимых в Бессарабии, в отличие от способных сохраняться долгое время, которые обычно перевозили украинские чумаки. Разбиваясь на мелкие группы, фальчевники разводили костер, на котором готовили «всегдашнее вечернее блюдо простолюдина-бессарабца – мамалыгу <…> Спят тут же у повозок на голой земле, даже в дождливую пору»394.
Возвращаясь к вопросу этнической идентичности населения Западной Украины, следует отметить следующую ее особенность: вплоть до настоящего времени там имеет место сочетание двуединого явления: борьбы за украинскую идею и отстаивание русского начала. И то и другое направление находили и продолжают находить своих сторонников395. Феномен западноукраинской идентичности не может изучаться в однополярном измерении. Неправильным будет подобный подход и в отношении русинства, которое продолжает сохранять множественную этническую идентичность.
Тема этнической идентичности населения, проживающего на пограничье восточнославянского мира, до настоящего времени выступает проблемой не только научных дискуссий, но и серьезных политических комбинаций, что, безусловно, характеризует вовлеченность в процесс формирования национальной идентичности конструктивистского начала, с одной стороны, и инструменталистского – с другой.
При этом сомнительной представляется попытка отдельных молдавских историков идеализировать идею о возрождении общерусского сознания в среде современного украинского сообщества в Республике Молдова. Речь идет о П.М. Шорникове396 и его идейном воспитаннике С.Г. Суляке397, – современных продолжателях дела Я. Головацкого и Н.И. Ульянова в Молдавии. Как раз в данном случае речь идет о течении, которое сегодня оппоненты характеризуют как «политическое русинство»398.
Современные исследователи справедливо отмечают наличие в настоящее время двух тенденций в русинском движении: с одной стороны – движение народоведов-исследователей, с другой – политическую составляющую современного русинства399, часто получающего подпитку извне.
В ряде своих работ одному из авторов (В.П. Степанову) приходилось неоднократно подчеркивать близость исторических судеб Бессарабии и Украины. И в данном случае напрашивается сравнение схожести нового мобилизационного толчка, который произошел после развала СССР, дав мощный импульс возрождению украинского и русинского начала в Западной Украине, и не менее показательного эквилибризма молдавской идеи, ищущей опору то в Кишиневе, то в столице самопровозглашенной Приднестровской Молдавской Республики.
Русино-украинско-молдавские параллели культуры общежития: трансляция и сохранение этнических ценностей и чувства добрососедства в динамике времени литературного наследия440
К вопросу о литературных произведениях как об этнографических источниках. Необходимо дать некоторые пояснения, почему возникла идея заняться анализом подобного рода источников, а для этнологической науки художественные произведения могут выступать и в качестве дополнительных письменных источников. XIX в. – это время становления и развития этнографической науки, поэтому произведения писателей представляют собой дополнительный ценный и многоплановый материал для науки XXI в. Следует также обратить внимание на слабую изученность наследия мастеров пера в этом своеобразном аспекте. И наконец, еще один момент – писатели представляют собой ту значимую прослойку общества, которая, фиксируя действительность, формирует у читателя ценностные ориентации. Иными словами, писатели и поэты, освещая традиционную культуру народа, способствуют тем самым ее сохранению, воспитывая своим творчеством. Последнее, в частности, очень важно при изучении сохранения этнического самосознания народа и формирования его образа у представителей других этнических образований.
В настоящее время мы уже можем говорить о появлении национальной
Художественное слово является активной составляющей эстетической культуры – комплексной по своему содержанию401.
Среди литературных жанров, особо привлекающих внимание, следует выделить дошедшие до нас мемуары, наблюдения писателей-беллетристов, богатое эпистолярное наследие писателей и поэтов XIX – начала XX в. Все эти жанры характеризуются прежде всего тем, что при написании текста их авторы опирались на реальные события, очевидцами которых они являлись.