Очаги служат хронологическими и пространственными точками привязки, помогающими нам понять, каким образом неандертальцы использовали стоянки. Вокруг них текла жизнь и решались повседневные задачи, которые проявились в виде артефактов, двигающихся по кругу, как электроны вокруг ядра. С точки зрения эволюции появление очагов представляет собой важный отправной пункт, характеризующий возникновение закономерностей в планировке самих помещений.

Несомненно, в определенной мере это основывалось на практических соображениях: маленькие или неудобные пространства ограничивают выбор, а содержание древесного дыма в зубном камне у индивидов из Эль Сидрона напоминает о регулярном риске вдыхания газов. Даже не зная о респираторных заболеваниях, каждый, у кого хоть раз слезились глаза у костра, понимает, что дымом лучше не дышать. Моделирование воздушных потоков на других стоянках демонстрирует, как использовалось более обширное жилое пространство. Подобный анализ уровня N стоянки Абрик Романи позволяет предположить, что от некоторых костров дым шел в дальнюю часть, где неандертальцы спали, поэтому эти очаги, по всей видимости, использовали только в дневное время.

Еще один вопрос: устраивали ли неандертальцы кострища на одном и том же месте в рамках культурной традиции? Достоверно это определить очень сложно. В пещере Мандрен часть копоти на стенах образовалась от нескольких очагов, устроенных в одном и том же месте, в передней и центральной части грота. Возможно, в этом случае все дело в вентиляции. В других местах, например в Абрик Романи, в перерывах между использованием неандертальцы вычищали кострища, хотя, по-видимому, это происходило в течение одного периода заселения. Точно так же разная интенсивность горения, характеризующаяся различиями в окраске камней очага, может относиться и к одному посещению стоянки, если огонь использовался для разных целей.

Лучшее доказательство, что костер действительно горел в течение нескольких фаз, — тонкие промежуточные прослойки, указывающие на перерывы в использовании, достаточно продолжительные для того, чтобы старая зола покрылась слоем естественных отложений. Скорее всего, это показывает, что по прошествии некоторого отрезка времени (вероятно, намного превышающего один сезон) неандертальцы возвращались в Абрик Романи и вновь разжигали огонь в уже знакомом очаге. В Абрик-дель-Пастор временной разрыв мог быть даже еще продолжительнее. Один из трех очагов уровня IVb устроен непосредственно поверх покрасневших от воздействия огня булыжников предыдущей фазы, которая, возможно, имела место на несколько десятков лет раньше. Приходили ли неандертальцы или их предки сюда до того или нет, но нельзя было не заметить камни и не понять, что в этом месте лежат старая зола и уголь.

Неандертальцы, из поколения в поколение сидящие вокруг очагов, — яркий образ, наталкивающий на мысль о том, насколько прочно могут закрепляться традиции. В местах исключительной сохранности также есть слабые следы, показывающие, как они делили само пространство. Это подразумевает наличие представлений о «подходящих» для конкретной деятельности местах на уровне как отдельных индивидов, так и групп[140]. Именно на больших стоянках, где теоретически могли разместиться более крупные группы и на более продолжительное время, скорее всего, и происходило разделение пространства. Однако при изучении этого вопроса вновь возникает необходимость поиска доказательств тому, что различные зоны на стоянке использовались в одно и то же время.

Абрик Романи хорошо подходит для такого исследования, но даже при использовании метода выделения сырьевых групп, с помощью которого можно распознать достаточно короткие фазы, достоверно разделить очаги внутри них невозможно. Кроме того, ремонтажные связи между различными очагами и рабочими зонами однонаправленны, а их следы часто концентрируются в верхней части слоев. Видимо, это означает, что фрагменты кремня были перемещены более поздними неандертальцами при вторичной обработке старых изделий, и на основании изучения только орудий мы не можем доказать, что все 60 очагов уровня J, к примеру, не относятся к 60 разным периодам пребывания. Однако есть еще и старые иссохшие кости, перерабатывать которые бессмысленно, и хорошо заметна разница в их перемещении по сравнению с артефактами. Если каменные орудия, как правило, «двигаются» внутрь, к очагам, расположенным у задней стены, то почти все фаунистические фрагменты, как показывает ремонтаж, — в сторону или наружу, в зону, находящуюся вне навеса. Очевидно, что неандертальцы использовали различные зоны для выполнения определенных задач в зависимости от материала.

На более древнем уровне Ob проведен полноценный ремонтаж, и его результаты — в переводе с сухого научного языка — позволяют заглянуть в жилище неандертальцев ранним утром 55 000 лет назад сразу после ухода обитателей. Встаньте у задней стены и посмотрите вниз: у вас под ногами осколки зубов, челюстей и, возможно, черепов. Там до сих пор лежат каменные молотки и наковальни, с помощью которых разделывали туши оленей, лошадей и туров. Прямо перед вами струйки дыма поднимаются от большого костра, типичного для тех времен и используемого, видимо, неоднократно: тлеют сожженные отбросы, оставшиеся после мясницкой работы.

Когда справа от вас встает солнце, его лучи освещают округлую массу из тысяч каменных и костяных фрагментов: осколки, оставшиеся после заключительных этапов разделки туш, и снова такие же молотки. Запах жирной еды говорит о том, что пищу готовили здесь же. Пол утоптан: чьи-то ноги ходили здесь, а потом, устав, присаживались на корточки; в местах, где дети тыкали в пол палками, маленькие кусочки кости вдавлены в нижележащие отложения. Взгляните на границу скального навеса: на полу сравнительно чисто, хотя все же там что-то происходило, а с западной стороны лежит окровавленный скелет кошки, которую под злобное шипение прошлой лунной ночью стянули с дерева.

Возможность увидеть в таких подробностях, как неандертальцы зонировали это пространство, поражает воображение, но это только начало. В процессе ремонтажа в уровне Ob также выявлены сложные связи между разными зонами, хотя их смысл остается неясным. Фрагменты свежих костей и осколки от дробления камня перемещались с задней части навеса на соседние участки, и выяснилось, что кто-то пронес только что раздробленный турий зуб через всю стоянку. Даже на консервативный взгляд общая картина указывает на то, что по крайней мере две зоны тут использовались одновременно.

Особенно красноречивы данные по видам животных. Туры и лошади в основном сосредоточены на внутренних участках стоянки, хотя и немного различающихся, а микроизнос на зубах свидетельствует, что охоту на копытных вели в разное время года. Судя по всему, туров добывали несколько недель или месяцев в течение всего сезона, а лошадей — в очень короткий период времени, возможно, всего неделю или около того. Поскольку неандертальцы явно останавливались здесь на протяжении двух фаз в уровне Ob, не совсем ясно, как пересекались эти две схемы охоты и пересекались ли они вообще. Но если охотники добывали лошадей быстро (возможно, всех разом), то это объяснило бы, почему их кости не равномерно перемешаны с костями туров.

Весьма вероятно, что отлов туров и лошадей требовал применения разных охотничьих стратегий. Туры жили небольшими группами и не мигрировали, лошади же вполне могли проходить в определенный сезон большими стадами. Может ли быть так, что вся эта добыча — результат охоты одной и той же группы неандертальцев, которая просто приходила в Абрик Романи в разное время и в разные сезоны? Один из признаков, указывающих на такую возможность, — многократное использование места, где разбивали головы, и костра для сжигания костей, расположенного в задней части стоянки. Несмотря на то что остатки явно накапливались с течением времени, поражает факт, что здесь происходила разделка всех видов животных; более того, разбитые головы лошадей находятся не совсем в том же месте, что и фрагменты черепов туров, вместе с которыми лежат кости благородных оленей. Действительно, похоже, что в гроте были выделены места под определенные этапы разделки туш; возможны и предположения относительно того, кто этим занимался.

В Абрик Романи чаще охотились не на лошадей и туров, а на оленей, и о них можно рассказать еще одну историю. Их останки вне зависимости от времен года найдены на всей площади, иногда даже в тех небольших зонах, где нет других костей. Хотя неандертальцы тщательно измельчали почти все фаунистические остатки в поисках костного мозга, исследователям все же удалось точно определить некоторые кости, принадлежащие конкретным животным. Они выяснили, что в россыпи костей во внешней, восточной части грота лежали фрагменты одного оленя. Но в отличие от дикой кошки, которая тоже выделялась на фоне других останков, олень почему-то отличался некой однобокостью: за исключением нескольких обломков рогов и черепа, присутствовали кости только правой половины тела.

В чем тут дело? В целом охотничьи трофеи в Абрик Романи отражают типичную неандертальскую модель поведения: на стоянку несли только самые ценные части животных, в основном конечности и лишь иногда головы. Пол-оленя — это очень необычно, ведь должны быть и другие его части, причем в непосредственной близости. Возможно, что охотникам повезло убить животное недалеко от дома и они сразу разрубили тушу, оставив половину на месте охоты или взяв ее с собой в другое место. Или же тушу принесли целиком, разделали и, возможно, приготовили вне грота, а затем недостающую левую половину отвезли на «костедробильную фабрику», где ее переработали до археологически невидимого состояния. По какой причине правую половину оленя оставили? Возможно, как и в случае с лесной кошкой, это была последняя охота перед тем, как они навсегда покинули стоянку, и мясо попросту оказалось лишним.

Как бы в реальности ни обстояло дело, олень-самец — отличное доказательство того, что обитавшие здесь неандертальцы разделывали туши по определенной схеме, причем различные этапы этой процедуры проводились не только посреди лесов и полей, но и на самой стоянке. Такая сложная практика подразумевает совместное выполнение задач и распределение пищи. Что примечательно, имеются косвенные указания на то, что и туши туров делили на части. Исследователи обнаружили, что во внутренней зоне, где наблюдается особо плотная концентрация артефактов, многие кости относятся к правым половинам четырех туров. В другой же зоне все фрагменты, поддававшиеся привязке к определенной стороне туловища, были взяты слева. Оленей и туров, скорее всего, убивали по одному[141], поэтому логично предположить, что имело место распределение добычи в группе — возможно, между родственными подгруппами, например между семьями.

Удивительно, но с лошадьми такой картины не наблюдается — масса их остатков равномерно распределена в районе дальней стены навеса. Возможно, в условиях какого-то конкретного сезона (не обязательно одного года) на табуны охотились все вместе и добывали их в изобилии, так что целые туши доставались отдельным семьям.

По правде говоря, все это лишь рассуждения, но обозначенные сценарии вполне правдоподобны, учитывая все остальное, что делали неандертальцы. И хотя картина не везде одинакова, данные из других мест подтверждают, что зонирование пространства для обработки мяса не уникальная особенность Абрик Романи и применялось не только по отношению к крупным млекопитающим. Скрупулезное нанесение на карту останков птиц в пещере Фумане показало, что неандертальцы разделывали тетеревов и клушиц с помощью инструментов и голыми руками, возможно, варили их, а затем значительную часть тушек оставляли на центральной свалке. Но с крылышками происходило нечто иное. Одни крылья выбрасывали целиком, другие отрывали, снимали шкуру и резали, возможно, чтобы оставить сухожилия и перья, притом все отходы от крыльев держали отдельно от других останков птиц и размещали у восточной стены. Такое очевидное разделение задач в пространстве пещеры наводит на мысль о том, что все этапы разделки совершались одновременно разными индивидами, создающими собственные кучи мусора. Более того, это происходило многократно на протяжении всего периода времени, соответствующего данному слою.