Включился уже под утро. Погнал меня освобождать организм от всей винно-ликёрной продукции Кэм. Попросил проверить кувшин у кровати и разобраться с осатаневшей жаждой. Рассердился на отсутствие в нужном месте воды. Заставил метаться по спальне в поисках влаги. Страшно обрадовался небольшому кубку на подоконнике и холодному горьковатому напитку с пряным запахом. Потом нашими общими глазами пялился, как на далёких морских волнах подскакивают розовые рассветные клочки просыпающегося солнца… И нервно наблюдал за нарастанием в теле всё той же проклятой упоительной маяты.

И с этим всё скорей и скорей нужно было что-то делать. Я обернулась.

– Иди ко мне, – прохрипел танаграт, не поднимая головы с подушки.

И я подчинилась. Не ему – с какой бы стати? Тугой раскалённый ветер ещё не наигрался со мной и вернулся, забираясь под кожу. Я честно пыталась удерживать в рамках и его, и себя. Но вспомнила об этом, лишь в волнах тягучего звенящего во всём теле оргазма, сквозь который прорывалось рычание Варкара. Когда я наконец-то устала и остыла, мой героический танаграт пребывал в обмороке. Поверх размазанной на его подбородке подсохшей крови, задумчиво ползла свежая струйка. Моему мозгу было неприятно думать о своей мутирующей природе, стыдиться причинённых Варкару увечий и всё такое прочее. Он свернул в клубочек тело, накрыл его краем покрывала и отключился.

Смутное сомнение по поводу реальности ночного шабаша развеялось при виде растерзанной перепачканной кровью простыни. Всё было наяву и взаправду: я сошла с ума, лишилась девственности и отправила в нокаут здоровенного мужика. Дважды. А теперь ещё меня догнала отвергнутая ночью мысль: если мужикам от меня так плохо, значит…, я обречена? У меня ничего не будет? Никакой любви, секса, ребёнка и нового секса. В глаза нахраписто лезло лицо Варкара с этой его дурацкой кровью на изжёванных губах. А эти его рычания и выгибания – ведь мужик не из слабых.

Стало так тошно, что я забилась под одеяло и заплакала. Ой-ей-ей, как же мне было плохо! У меня же только-только всё стало налаживаться.

– А ничего и не случилось, – беззаботно болтала ногой Кэм, свисая с края своей супружеской постели. – Чего вытаращилась? Всё нормально. Просто ты привыкла лихо вскрывать других и распахиваться сама. А закрываться тебя никто не научил. Вот и получилось, что эмоции болтались между вами, как попало. Ты ж сама говоришь: свои ощущения плюс чувства, что испытывал он. Это всё то, что спаивалось в твоей дурной башке. Отсюда и такая острота ощущений, – она сладко потянулась. – А он получил своё плюс твоё плюс оба ваших отражённых обратно. Отсюда и обморок. Острейшее наслаждение на грани невыносимой боли. Мозг же не железный – это я тебе, как врач говорю. Он себя защищает отчаянно. Научишься закрываться, и всё образуется. В следующий раз всё получится, как надо.

– Хватит! – взорвалась я и запустила керамической чашкой в стену. – Следующего раза не будет! И этого не должно было быть!

– Не ори, – поморщилась Кэм, хватаясь за виски. – И так башка гудит. Наклюкалась, полночи не спала. А с утра в спальне психи пасутся. Начинай уже регулярно заниматься сексом. И взрослеть. Или забирай свои комплексы и давай, вали в свою дыру свиней пасти. Там тебе самое место. Достала ты всех, не передать как!

– Это ты меня напоила…

– Пошла вон, дебилка! – завопила Кэм, швыряя в меня кубком с водой, дотоле мирно дремавшим на табурете. – И никакого развода! Я не стану портить жизнь такому человеку, как Герс из-за всякой истеричной твари! – подстёгивало меня в спину уже в дверях. – Сделай милость: ступай в монашки! – неслось из-за смыкающихся тяжёлых створок. – Или в задницу!!

Дверь захлопнулась, а мне полегчало: не всё так страшно. Кэм научит меня закрываться и всех делов. А потом я займусь личной жизнью вплотную. А то с этим воздержанием никогда не угадаешь, обо что башкой приложит. Королева права: пора взрослеть.