1. Государство служит подтверждением существования евреев перед лицом антисемитизма. Это подтверждение носит как физический характер (гарантия выживания еврейского народа), так и символический (сам факт того, что у государства много врагов, превращает его в символ еврейского существования).
2. Государство – это инструмент, который подтверждает возможность воплощения галахи в жизнь в современном мире. Этот аспект не менее важен, чем предыдущий, и Соловейчик подает его как догмат «Мизрахи»:
Я всем сердцем верю в то, что Тора нам дана, чтобы соблюдать, воплощать в жизнь и неукоснительно исполнять ее законы во все времена, повсеместно, в любом общественно-экономическом и культурном окружении; в любых технологических условиях, при любом политическом устройстве. <…> Тора дана для воплощения в жизнь как в галуте, где она определяет частную жизнь отдельного человека, так и в еврейском государстве, где ей должно решать новые проблемы и определять все формы общественной жизни [Soloveichik 2002: 174].
Взгляд Соловейчика напрямую соотносится с апологетикой Рейнеса, поскольку в нем также подчеркнут мотив выживания как часть замысла сионистов. К этому Соловейчик добавляет расширение галахи от личного и общинного уровня до государственного. Наконец, государство как образование, возникшее из ужасов холокоста, является новым примирением между Богом и народом Израиля – это положение Соловейчик подробно проясняет в «Участи и судьбе». При этом метафизику он отвергает как нечто бессмысленное. На место причинно-следственного метафизического вопроса («Почему?») встает экзистенциальный вопрос о смысле.
Соловейчик выступал за участие религиозного сионизма в политике. Поначалу он был против смешения религии с политикой, но впоследствии пришел к выводу, что вопросами образования и религии должны заниматься люди, для которых религия служит основой существования. При этом он критически относился к активным попыткам создать религиозное законодательство и в этом вопросе проповедовал сдержанный подход. Что касается территориальных компромиссов ради сохранения мира, то Соловейчик после Шестидневной войны занял отстраненную позицию, объявив, что эти вопросы находятся в компетенции политиков и военачальников. Кроме того, он критиковал лидеров американских ультраортодоксов, заявляя, что их противостояние религиозному сионизму граничит с лицемерием: в своих американских общинах они выступают за открытость («Или все ваши президенты и служители синагог соблюдают субботу?»), но при этом клеймят религиозных сионистов за сотрудничество с отступниками и за активную деятельность в светских кругах.
Поскольку отношения Соловейчика с религиозным сионизмом определялись центральным местом галахи в его доктрине, он, естественно, крайне неодобрительно относился к коллективной секуляризации сионистского движения в целом, а в Государстве Израиль – в особенности. При этом его философия строится на представлениях, существующих только в религиозном сионизме, согласно которым светские евреи совершают действия, предначертанные Богом, и служат инструментами божественного предопределения.
Одобрение и критика: Леон Гельман
Леон Гельман (1887–1973) – лидер «Мизрахи», оставивший в движении заметный след. Много лет он редактировал печатные органы движения в США, в том числе «Дер Мизрахи вег» («Путь Мизрахи»). После переезда в Израиль он стал председателем Всемирной организации «Мизрахи», а впоследствии – ее почетным председателем.
Гельман крайне критично относился к светскому сионизму и в 1958 году написал такие показательные строки:
Вера, традиции предков, соблюдение обрядов, религиозные взгляды <…> все это было отвергнуто и отторгнуто, сознательно и последовательно, светскими сионистами. Он [сионизм] был создан для этой цели. Светские тенденции, проявившиеся в эпоху «бури и натиска», погребли все святое под валом ереси и ярости, сделав упор на веру в природные силы, а не на веру в божественную силу, что выше природы, – и поставили себе цель истребить Тору Израиля и ее животворность [Gelman 1958: 6].
В своих статьях он критиковал Бен-Гуриона и Шмуэля Хуго Бергмана, израильскую иудаику и реформу религии.
Кроме того, Гельман был не согласен с общепринятыми представлениями об американском еврействе – их он считал оскорбительными. По его мнению, отношение к американскому еврейству отличалось неоправданной презрительностью и предвзятостью, которые зиждились на ошибочных представлениях об американцах в целом как о людях, лишенных высших ценностей и осмысленного отношения к религии, хотя на деле было верно как раз обратное. Он утверждал, что американцы превыше всего ценят свободу и равенство, а религия (по большей части протестантство) является неотъемлемой частью их жизни. Что до американских евреев и их участия в сионистском движении, Гельман утверждал, что они еще до Герцля играли ведущую роль в распространении идей сионизма. Кроме того, он высоко ценил создание группой американских евреев в 1911 году медицинского центра и поселения Пория – в этом он видел выдающийся пример героизма и самоотверженности. Декларация Бальфура «была сформулирована в Вашингтоне и только потом испорчена в Лондоне» [Gelman 1967: 235]. Примечательно критическое отношение Гельмана к израильскому менталитету – в противоположность американскому:
Если там, в Америке, мы видим сердечность, душевность и сочувствие, здесь главенствуют аппарат, партия, коллективизм. На этом строятся дружбы, человеческие отношения, взгляд на других. Политика и структура партии и движения ломают и перемалывают отдельных людей, даже самых лучших и самых умных. Человек изнемогает и падает духом в жерновах фракционной борьбы. Размолвки и пререкания, трения и конфликты, размежевания и расколы разрушают и губят все. <…>
А там? На самом деле в стране «материализма и банальности» человеческое братство главенствует надо всем не только в индивидуальном преломлении. Прекрасно известно, что сердце, приемлющее принцип «возлюби ближнего как самого себя», не отвергнет понятия «возлюби Господа своего». То самое еврейское сообщество, от которого многие отрекаются, представляет собой образец и пример для подражания в смысле его щедрости, доброты, добродетелей и благоговейного отношения к Богу Израиля, народу Израиля и Государству Израиль [Gelman 1967: 243].
Эти заметки Гельман опубликовал после алии в Израиль. Взгляды его уместно сопоставить со взглядами рава Кука и Давида Коэна (ха-Назира) на их опыт жизни в Эрец-Исраэль и за границей. Раввины Кук и Коэн тоже отмечали коллективизм жителей Эрец-Исраэль, в противоположность индивидуализму иностранцев; они, однако, указывали на идеологические и духовные подоплеки этих различий, Гельман же подает их скорее в политическом измерении. Механизмы политической идентификации, которые неукоснительно действовали в Эрец-Исраэль в подмандатный период и в ранние годы существования Государства Израиль, резко контрастируют с американским индивидуализмом. Кроме того, Гельман превозносил американское еврейство за то, что оно самостоятельно справляется со своими проблемами, тогда как ишув зависит от внешней помощи. «Мы не ждали подачек» [Gelman 1969: 261]. Помимо прочего, Гельман подчеркивает свойственную евреям склонность к творчеству, которую американские евреи проявляют в самых разных областях, а также развитие еврейской системы образования. Высшим достижением еврейского образования – и здесь нельзя не согласиться с Гельманом, при всей однобокости других его критических высказываний – стал Университет Иешива. Как уже было отмечено, Университет имени Бар-Илана был создан по инициативе американской «Мизрахи» и по прообразу Университета Иешива.
Гельман, как и другие видные вожди американского еврейства, также переехал в Израиль. При этом он остался патриотом Америки и всей душой поддерживал американское еврейство, в значительной степени являющееся продуктом американской общественной жизни, о чем сказано выше. Любопытный вопрос, пока еще не получивший ответа, – это отношение Гельмана к процессу, в который сейчас вовлечены многие американские евреи, и к новому определению еврейской идентичности, в рамках которого многие делают выбор в пользу разрыва своего иудаизма с Государством Израиль.
Итоги
Как и в другие времена и в связи с другими вопросами, летописцы религиозного сионизма подчеркивают, сколько препон поставило сионистское движение на пути религиозного сионизма в Соединенных Штатах – препон, за устранение которых уже боролся Бар-Илан. Непростые отношения между сионистским движением и религиозным сионизмом в США нуждаются в глубинном анализе, поскольку речь идет о важной составной части полноценного изучения связей между ними.
Глава тринадцатая
Религиозный сионизм: настоящее и будущее