Я побеседовал с зятем Старика Джумы, выходцем с Северной территории и юристом-самоучкой, в надежде разобраться в некоторых юридических мутациях, которые происходят при скрещивании законов оккупантов и Закона оккупированных. Я даже не могу назвать это беседой, потому что самопровозглашенный юрист не давал мне вставить ни слова. Мое участие в разговоре свелось к редкому поддакиванию или выражению замешательства. В последние лет десять повсеместно стали появляться доморощенные специалисты по праву, чьи идеи, похоже, во многом исходят из философии американского ультраправого движения «Свободные люди земли»[55] и ему подобных.

Мне многие постулаты этой теории кажутся сомнительными: например, что понятие рождения (birth) связано с постановкой корабля на якорь (berth) в морском праве, вследствие чего ваше свидетельство о рождении каким-то образом одновременно и утрачивает силу, и превращается в юридический договор, дающий вам право требовать миллионы долларов на оплату ваших счетов. При всей своей странности это явление, безусловно, представляет собой восхитительную прорывную инновацию. Зять Старика Джумы утверждает, что добился отклонения более чем десятка исков благодаря использованию собственного варианта этого новшества, – основанием для отклонения стало отсутствие правовой базы.

На самом простом уровне его юридические доводы начинаются с решения по делу Мабо[56], согласно которому европейская оккупация не отменяет ни аборигенного Закона, ни суверенитета, ни права собственности аборигенов на землю. А значит, Закон по-прежнему действует, поэтому австралийская правовая система не обладает в этой стране юридической силой. И это только начало. Он идет дальше и утверждает, что в Австралии нет верховенства права и вообще она не существует.

Аргументация выглядит примерно так: поскольку Комиссия США по ценным бумагам и биржам зарегистрировала Австралийский союз как корпорацию, находящуюся в собственности иностранного капитала, нанятые государством представители в суде могут рассматриваться только как третьи лица, выступающие в качестве поставщиков услуг для доверенного лица по договору ответчика, коим является австралийская Конституция.

Ответчика могут судить только равные, то есть в данном случае ими должен быть суверенный, с точки зрения аборигенного Закона, народ, если ответчик этот Закон признает. Далее подается иск против вымышленного персонажа, созданного незаконным государством посредством выдачи свидетельства о рождении. Ответчик утверждает, что он/она является суверенным существом из плоти и крови. Поскольку этот суверенитет никогда не уступался и вслед за нелегальной оккупацией Австралии не было создано какого-либо договора, в общине, где живет ответчик-абориген, действует военное положение.

Защита ссылается на договорное право, после чего бросает вызов судье, спрашивая, как зовут его кредитора, и обвиняя его в том, что он выдает себя за представителя Короны и предлагает кабальный договор. Затем утверждается, что Австралия находится под юрисдикцией общего[57] и международного права, а также под юрисдикцией Комиссии США по ценным бумагам и биржам, которая зарегистрировала ее как неплатежеспособную и обанкротившуюся корпорацию (тут я не до конца понимаю логику: защита требует соблюдения прав и свобод, обеспечиваемых Конституцией, но при этом утверждает, что Конституция лишена юридической силы. Впрочем, юридические доводы всегда кажутся мне нелогичными и противоречивыми).

Затем защита приводит ряд положений Закона о преступлениях в подтверждение того, что ответчик не дает согласия на слушание дела в суде упрощенной юрисдикции. Ну, или что-то в этом роде; тут наш доморощенный юрист говорит так быстро, что я за ним не поспеваю. Все его документы, которые я видел, напечатаны заглавными буквами, что лично у меня ассоциируется с плохо проработанными манифестами. Впрочем, к моим текстам многие люди относятся так же, так что не мне судить.

Кроме того, зять Старика Джумы уверяет, что выиграл таким способом более десяти дел – в конце слушания он эффектно просит суд предъявить документы, обосновывающие юрисдикцию над его клиентом-аборигеном. Он заявляет, что суд не может считаться компетентным, если нарушает административное право, и что, если слушания продолжатся, ответственность ляжет на суд. Затем он просит отклонить дело, и это якобы работает.

Я пытался выяснить у разных профессиональных юристов, имеют ли эти доводы какую-либо юридическую силу, но они краснели и отвечали только: «Полный бред». Я прошу их рассказать, каким именно положениям закона противоречат эти доводы, а они отвечают только: «Это просто смешно», – и уходят. Может, примерно так же выглядит моя реакция на заявления о том, что мои предки ели своих детей, – разговор, в который нет смысла ввязываться. Или что-то во всем этом их ужасно пугает.

Меня здесь интересуют не какие-то юридические лазейки, а замечательная гибридизация, которая возникает тогда, когда юридическая система сталкивается с угнетенным меньшинством, вынужденным изыскивать креативные способы для борьбы с неравенством и несправедливостью. Того и другого полно на Северной территории, где в конце 2018 года, когда у меня состоялась эта беседа, в колониях для несовершеннолетних не было ни одного неаборигена. Все заключенные были аборигенами. Если вам когда-нибудь попадались четырнадцатилетние обалдуи из Дарвина, вы согласитесь с тем, что дети поселенцев далеки от идеала, так что с системой правосудия здесь явно что-то не так. Неудивительно, что аборигенное сообщество создает радикально новые методы для ведения дела в суде.

Однако аборигены оспаривают австралийское право далеко не только потому, что тюрьмы забиты толпами черных, арестованных за неуплату штрафов и другие мелкие правонарушения. Некоторые аборигенные группы, следуя за глобальной тенденцией к отделению, работают над организацией массового Блексита (то есть выхода блэкфелла, по аналогии с Брекситом). Я побеседовал об этом с Гилларом Майклом Андерсоном, основателем движения «Аборигенный Суверенный Союз».

Гиллара назвали в честь сотен гала (розовых какаду), которые с большим шумом слетелись к его дому в момент его рождения. В его стране Гала – созидающее существо, изготовившее, совместно с плащеносной ящерицей, бумеранг нового типа, которым та, проникнувшись ревностью, проломила ему голову. В ответ Гала швырнул ее в траву. Я всегда смеюсь над этой историей, потому что плащеносными ящерицами Старик Джума называет нарциссов, которые носятся повсюду, пытаясь казаться больше, чем они на самом деле есть. Наш старый Закон направлен на то, чтобы сдерживать эксцессы таких людей, но сегодня эта задача отнюдь не стала проще, ведь их миллионы. Помимо имени, Гиллар, судя по всему, унаследовал связанную с его тотемом роль хранителя Закона и борьбы с теми, кто настолько безумен, что считает себя важнее земли и ее Народов. В рамках Суверенного союза он работает над сплочением Первых народов под эгидой старого Закона земли в целях обретения независимости.

Я делюсь с Гилларом своими опасениями относительно того, что наши нарциссы вдохновляются Вестфальской моделью государственности, и его первая реакция мои страхи вовсе не рассеивает. Он говорит, что Вестфальский договор уходит корнями в средневековую Европу, где короли и бароны признавали границы и власть друг друга, чтобы положить конец грабежам со стороны военных командиров. Он говорит, что нам нужно сделать то же самое – признать аборигенных глав государств, королей и королев страны.

Он чувствует беспокойство в моем молчании и, чтобы помочь мне разобраться, заходит с другой стороны. Поскольку он провел много времени в Кейп-Йорке, он помещает всё это в контекст людей и историй, с которыми я знаком. На протяжении десятилетий он работал с движениями сопротивления в таких местах, как Кованьяма и Локхарт-Ривер, и был в эпицентре событий в Аурукуне в конце семидесятых, когда правительство штата Квинсленд лишило аборигенных лидеров властных полномочий в общине.

Гиллар ссылается на дело Мабо, по итогам которого были признаны права Эдди Мабо на унаследованную земельную собственность, хотя он был членом семьи не по крови, а вследствие усыновления по Традиционному закону. Я это хорошо понимаю, потому что в течение нескольких лет сам имел дело с практикой традиционного усыновления и осознаю, насколько важно, если тебя переселили, принимать все эти имена и брать обязательства, переходя под действие этого строгого Закона. Половина нашего народа живет в своего рода чистилище, потому что их не включили в принимающие общины так, как это предписывает Аборигенный закон. Затем Гиллар успокаивает мои опасения относительно того, что движения за суверенность могут подменить старые формы отношений новой иерархией.

Недавно Гиллар провел три дня с международными юристами, которые изучают юридические процессы деколонизации в Индии и других бывших колониях и ищут в них прецеденты и изъяны. Он также сумел выяснить, что законодательство, введенное в Австралии губернатором Артуром Филлипом, устанавливало в колонии верховенство уголовного права и правил и норм военного времени. Он говорит, что не существует закона, устраняющего военные правила и нормы, поэтому эти принципы по-прежнему применяются в соответствии со статьей 51 Конституции Австралии. Гиллар объясняет, что именно поэтому мы имеем дело скорее с полицейской силой, а не службой, потому что полиция – это вид вооруженных сил, которые якобы стоят на страже закона и правопорядка, но на деле ведут вой ну против Аборигенной Австралии. Он говорит, что, согласно международному праву, должен быть заключен договор или пакт, который положит конец боевым действиям, прежде чем мы приступим к имеющим юридическую силу переговорам, причем сделать это нужно как можно скорее:

Гиллар также доказывает, что Земельный титул коренных народов[58] – не что иное как уловка для упразднения Аборигенного закона: