Я видела, что нельзя делать в Храме. Если люди ставят свечки, то простым прихожанам… то есть, вот если священник скажет: «благословляю тебя убрать огарки», пойди убери. Если этого не сказано, проявлять инициативу… этого делать не надо. Потому, что мы находимся в святом месте. Там… ой, я так поняла, там даже дышать надо с опаской. Потому что там в каждой молекуле воздуха Господь присутствует.

Вот видела (смеется) люди, а на головах, то ли крынки, кружки вот эти глиняные. И у меня мелькнула мысль, что вот это — горшечники. И вот я получила подтверждение, что это да. Тем более, что я знаю двух человек, весьма хороших. Они туда ходят, и они так мне упорно доказывают, что Бог Един. Неважно, как ты туда бежишь. Лишь бы ты знал, что Единый Бог. Но ведь и террористы тоже утверждают, что Бог — Единый. Взрывают людей под эгидой: «Господи, вот мы совершим преступление, а ты нас к Себе возьми». Нельзя так.

Нет, Единственный Господь на свете, это все-таки наш Спаситель, Который приходил на Землю…

Там были не только христиане. Там были разные концессии. Там были и буддисты, и кришнаиты… Потому что некоторые, так и было видно, что эти кришнаиты приседают… То есть, там именно эта река по Руси течет.

Когда я была в аду, я, конечно, не сказала, надо было сказать. За осуждение священников особый грех. С одной стороны, нам дана голова и не должно быть слепого послушания, мы должны думать. То есть, реально вот так: если я работаю врачом, и я честно работаю, верю я, что сердце само по себе сжимается, или я считаю, что кто-то с левой стороны стоит и его сжимает, но я честно выполняю свою операцию, я могу быть хорошим врачом. Если священник честно выполняет свою операцию, не сбивая никого с правильного пути, даже, если он сам ошибается, власть-то у него великая.

И опять вот приведу сравнение такое. Я не могу понять: то ли я сама до него додумалась, то ли вот мне как-то реально его дали понять. Потому что мне все время надо, ну, видимо, вот по складу ума, что-то такое реальное, что я могла бы… ну, вот передать, или, хотя бы, запомнить. И вот, такое сравнение.

Вот ты заболела. Вот стоит аптекарь. Вот, он ругает тебя, как только ему хочется. Ты пойдешь к нему за лекарствами? Пойдешь. Ну, вот температура сорок, голова раскалывается, и единственное место, где ты можешь получить облегчение, это эта аптека. Даже если он тебе скажет: «вот, вставай в конец очереди». Все равно ведь встанешь в конец очереди, и будешь стоять до тех пор, пока твоя очередь не подойдет, и не купишь лекарство. Даже, если у него руки грязные. Ты ж лекарства покупаешь или в бутылочке, или в упаковке. Вот. Так у священников-то власть еще больше. И даже если они своим мирским умом что-то не то сказали, у самого-то есть голова? Есть вера? Я хочу исправиться, пусть он сказал не то.

Кто же сказал, что мы должны с завязанными глазами-то, нелепо, задрав хвост, бежать туда, куда сказал священник? Ты подумай. Он мог ошибиться. Вообще говоря, если у тебя есть сомнения, не искушай священника, не лезь к нему с теми вопросами, в отношении которых ты сомневаешься, что получишь духовный ответ. Нечего лезть… Вот момент. «Батюшка, покупать мне дом или дворец? Ну, с такими идиотскими вопросами не лезем? Не лезем, это мы сами в состоянии разобраться. А если какой-то ну очень тревожащий вопрос, можно сказать: «батюшка, помолись, чтоб я не нагрешил! И по молитве священника действительно получишь реальный ответ. Потому что… ну вот я сама знаю. Несколько раз я не знала, какое решение принять. Я обратилась к одному священнику. Он мне дал совет, который ну совершенно меня не устраивает, по многим причинам. Хотя, священник считает, что сказал правильно. Обратилась ко второму. Ну никак. И тоже дает совет, правда уже другой, как поступить. И тоже совет, который не устраивает. Я душой чувствую, что нельзя так делать, а совет дан.

И тогда я в третий раз подхожу к священнику: «батюшка, у меня такая вот ситуация. Я прошу вас, помолитесь, чтоб я не нагрешила в этой ситуации». Я даже не сказала: чтоб я приняла правильное решение. А просто: «чтоб я не нагрешила». И, действительно, через какое-то время совершенно отчетливо я понимаю, как надо делать. И потом я поняла, что, кроме нас, никто нас не спасет. Священники — это всего лишь наши помощники. Возлагать на них такую вот ношу: так, мы упились сегодня, и упьемся завтра. А ты, батюшка, изволь-ка помолиться, чтоб наша пьянка прошла, чтоб желудки не болели, голова не болела. И чтоб начальство нам ни-ни, пальцем не погрозило.

Нет. То есть, у меня создается впечатление, что сейчас от каждого из нас все зависит. Работа священника крайне тяжела и ответственна. И осуждать ее нельзя, потому что тут страшный соблазн — переложить ответственность на батюшку. Он действительно ответит. За каждое свое неверное слово. Даже за каждую мысль. Вот мы за мысли грешные не ответим… Вот, я вижу человека нищего. Вот мне жалко ему подать копейку, но я подала. И мне вот эта мысль не будет вменена в грех, потому что я подала. Я уйду, я еще два часа буду жалеть, пока не успокоюсь, вот этой копейке. Но тем не менее я эту копейку подала. То есть, раз я жалею, она мне не пойдет наградой, эта вот милостыня. Но мне мои мысли и грехом не пойдут. А священнику даже за мысли придется отвечать.

То есть это настолько великая должность… И я видела, как священник в этом людском потоке остановил группу, которая с ним, и вот у меня осталось ощущение, что они спасутся. Священник может вывести всех. И если священники горячей молитвой к Богу поведут за собой людей, то, в сущности, изменения в России возможны в очень короткий срок. Но… у нас ведь еще какой момент есть. Вот он батюшка какой. Вот, на машине проехал, вот он какой… я вот хотела, чтобы он со мной поговорил, а ему там не до меня. Да не наше это дело! Наше дело прийти, покаяться, получить разрешение грехов, и стараться больше не грешить.

Когда, значит, над Землей летали, что я видела. То есть я там видела ответы на свои вопросы. У меня было такое сомнение: ну как это так, священник, в общем-то, там среди них всяким бывают, ну как, я вот натворила, а он взял и сказал: «отпускаются тебе грехи твои». Да быть этого не может. И вообще, надо там искать какого-то подземного священника, святого там. Стать у дверей, лечь костьми, вот, пока ты, батюшка, не выйдешь, не отпустишь мне грехи, а то я не спасусь.

И вдруг, на эту мысль вижу картину. Храм. Но не вологодский. И мы туда опускаемся. Идет служба. Молодой священник, совсем молодой. Я только вижу вот круглый головной убор, такой кругленький, и человек рядом с ним. Я не знаю: мужчина, женщина, старый, молодой. Вообще ничего не вижу. Перечисляет грехи. Я даже не знаю, какие грехи перечислены. И далее, я вижу: книга обыкновенная стеклянная. На ней надписи. Переворачивается страница, грех называется и стирается вот Ангелом надпись. Вот у меня сразу возникла ассоциация. Много лет назад, когда не было таких красивых елочных игрушек, на зеркалах, на окнах мы рисовали веточки зубной пастой, шарики-поздравления. А потом, когда праздник заканчивался, сухой тряпкой протираешь, и ничего не остается. Мыть не надо, сухой тряпочкой протер. Здесь точно так же. Только запись не зубным порошком, а черным. Вот, у меня такие ассоциации. И стирается. Думаю, надо же, был грех, и нету, был грех, и нету.

Человек, значит, кончил перечислять грехи, и мы на этом месте замерли. Прямо я оторопела. Чистый жизненный лист-то, чистенький. Бесы там что-то перечисляют, что-то там кричат, а Ангелы откинули: он покаялся. От самого человека откинули, и бесы отступили. То есть пока не дашь согласия вновь на грех, у тебя его не будет. То есть, ты покаялся, и ты можешь выйти от священника, как новорожденный, чистым. Это меня так удивило. С одной стороны, это удивило, а с другой — для меня это была такая поддержка! То есть, достаточно прийти… не надо бояться перечислять свои грехи. Это бес нашептывает стыд. Потому что у меня долгое время язык не поворачивался сказать, что я в одном месте посмеялась, потом оскорбила, потом, вообще, открыто унизила. Вроде как, я и поступила правильно. Надо же, вот я не стала скрывать грехи, а указала на них, но чувство стыда, что я поступила мерзко, было.

И вот, после того как я это увидела, мне спокойно было на исповеди перечислить, что я, по гордыне по своей, унижала людей, издевалась над ними, и оскорбляла. Потому что я все равно считаю, что показывать раздражение и свое превосходство — это издевательство над человеком. За это надо держать ответ.

Может быть, я путаю, но мне показалось, что причастие, оно, вообще, как… если не грешишь и причащаешься, то у тебя, вообще, как у Ангела крылья могут вырасти. То есть, я не знаю, с чем сравнить, потому что это не плотское, не земное сравнение, но каждое причастие — оно своего рода как перышко дает. Одно, другое, пятое, десятое. Если ты часто причащаешься, и ты часто исповедуешься, может наступить такой момент, что тебе мытарства проходить не надо будет. Просто я думаю, что мы, люди, ведем себя не должным образом, но возможность такая у нас точно есть. Просто мы ею не пользуемся.

Я, правда, не знаю, может это к детям относится, но младенчика причащали. И он прямо весь засветился. И у меня такая мысль: «ну, как Ангел, только крылышек не хватает!» Не то, что это перышки, которые не дают возможность вырасти… Я не знаю, как. У меня просто нет сравнения… Я не знаю… как невесомость дает какую-то. Причащали младенчика, и от него вот свет исходил, как от свечечки… просто свет был по контуру младенчика.

И вот, когда мы летали над Землей, я что видела? Я увидела вот свечи горящие, возлетающие к небу… и дымок-то от свечи, он тоже как светится. И… я не знаю, как объяснить. Мы с Ангелам… я, как бы, не говорила там, как я сейчас говорю, а общение шло вот на уровне мыслей. Я уточняю: «что это? Мне говорит: «это молитвенники земли российской». Я и думаю: «сейчас запомню, возьму карту, и отмечу: вот здесь свечечка, здесь, здесь». И раз — так все облаком закрыто. Потому что излишнее любопытство тоже не полезно.

Когда я видела людей, которые спасались, то — это в самом начале, когда я в реке видела, людей спасающихся, то я видела моменты, которые нам всем надо запомнить. Вот один человек очень болел тяжело. И тем не менее до последней минуты призывал имя Божие. Он умер с именем Божиим на устах, и этим спасся. То есть, не забывать Господа. Исправляться и не забывать.

Вообще, у меня сложилось впечатление, что спастись много проще, чем вот до этого мне казалось. И для меня это было радостью. Ходить на исповедь обязательно, не осуждать, не осуждать! И всегда призывать имя Божие. Перед каждым шагом, перед каждым поступком. Ну, забыл — Господи, прости меня, я сегодня мало молился, не призывал Твое имя. И вот… условия-то такие простые: причащаться, исповедоваться, призывать имя Божие и не осуждать. Вроде бы, ну, проще-то некуда. И тем не менее, я так по своей лености, и я не знаю, по каким другим причинам, я вот не соответствую этим параметрам. Вот.