И потом я видела рай. Но я видела рай гораздо меньше, чем я видела ад. И я думаю, что мне, в сущности, именно вот это нужно было увидеть. Для своей пользы. То есть вот какие ужасы, какие кошмары происходят в аду, чтобы сравнить с раем. И немного мне нужно было рая, чтобы ощутить эту разницу. А в раю что я увидела? Как мы поднимались с этого места. То есть, вот я в палате, вижу часы, мне плохо. Потом я прихожу в себя, вижу часы, время где-то в пределах двух-трех минут. Там медсестры, все. Но то, что я видела: спуск, вот эта вот река, дальше ад, потом летали над Землей, потом поднялись, я посмотрела рай, потом опустились. Это очень много времени вот того заняло, как мне показалось, а в земном времени мы уложились вот в две-три минуты. Три — так это даже много.

Что мы видели в раю? Мы, значит, когда поднялись снова на Землю, в рай тоже как… не знаю… вот как в аду: лестницы шли одна за другой… Не лестницы, а ямы, ямы, ямы — опускаешься вниз. Так вот в рай поднимаешься тоже. Но у меня, несмотря на то что я летела по такой трубе, по туннелю, как бы… Те, кто говорят, что летишь по туннелю… действительно, там сравнение, частичное сравнение с туннелем — так оно и есть. И в то же время было ощущение, что вот туда надо… вот, если без Ангелов, то подниматься ты будешь самостоятельно. И твои дела: хорошие и плохие, будут оценены.

Вот я, когда поднялась в рай, я видела такую вещь, которую, видимо, я должна была увидеть. У меня все время было смущение такое: я жила с такой мыслью, что особенно-то вести хорошую жизнь нет никакой необходимости, по одной простой причине — спасутся нищие, бездомные, тяжелобольные… А нам, у кого есть дом, у кого есть работа, у кого есть семья, деньги. Нам не спастись. И вдруг выясняется, что наличие денег или их отсутствие, высокое положение или его отсутствие — оно совершенно не влияет на спасение.

У меня вот какой вопрос возник. Тоже соблазн такой. Почему же Господь одним дает абсолютно все, а другим ничего не дает? И я получила такое, как бы, сравнение, что дается каждому для спасения. И уж если ты не смог спастись, то тогда, чтобы на том свете человек не мог сказать, что у меня не было возможности для спасения. Вообще, богатство нам дается для того, чтобы делиться. Ум дается, чтобы мы могли хоть с помощью математики, хоть с помощью биологии, хоть с помощью… иностранных языков хвалить Господа и идти путем Божиим. Умеешь рисовать — хвали Господа живописью. Ведь это ложь, что спасутся только нищие, психически неполноценные, калеки, бездомные и, вообще, голодранцы. Нет, не правда. Спастись может каждый. Единственно, нужно точно знать, во имя чего ты делаешь.

Если ты создаешь во имя свое — вот, я хочу прославиться, то да. Но, если ты создаешь русскую оперу во славу Божию — это совершенно другое. И Господь ведь от нас не требует, чтобы мы с утра до вечера, забросив детей, забросив родственников, стояли в Храме, и кричали: «Господи, помилуй!» Нет. Ты живи. Но ты живи по духу. Помоги тому, кому плохо. Не можешь помочь деньгами, — поддержи словами. Не можешь поддержать — не осуждай.

То есть возможностей-то вести праведный образ жизни у нас всех очень много. И мы именно по гордыне и по глупости не хотим этим пользоваться. Потому что раздражение — это ведь тоже вид гордыни. Ну, как вот это сделали не так, как мне хочется? Я вот такой хороший, а они вообще ничего не стоят. Я раньше не думала, что раздражение — это гордыня, в которой надо каяться. Просто, пролетев над всем, я четко видела, что раздражение — это внутренний грех. Осуждение тоже грех. Но начни с того, что не осуждай вслух. А потом продолжи, что не осуждай в душе.

И что спастись-то, в сущности, просто: делай добрые дела. Ну, не можешь молиться: из-за работы, или забываешь, или здоровье никуда не годится, но Серафимово-то правило вычитать можно. Ну, лег в кровать, и прочитай. Никаких особых подвигов от нас не требуется. От нас требуется только жить по совести. И то, что мы этого не делаем, мы сами виноваты. Вот.

А потом я увидела ад. Отчетливо что я запомнила?.. И вдруг, я отчетливо вспоминаю, что меня крестная учила правильно креститься. И это место как закрылось передо мной. Только за то, я так понимаю, что я правильно крестилась. А ведь я хожу в Храме, и я вижу, как крестятся. Креститься надо, чтобы пальцы не просто коснулись, а с небольшим ударом прошли всего человека. И никаких косых крестов… и, пока не убрал руку с плеча, нельзя кланяться.

И самое удивительное, что вот — веруй, и… простым правильным нанесением креста вот эта яма, которая вызывала у меня очень сильный ужас, она была прикрыта. Только потому, что я вспомнила, что я правильно крестилась. Я была так удивлена! То есть, в очередной раз, я вижу вот из этого страха и ужаса… у меня только одно было: «верой в Бога мы сделаем все!» Нам это не страшно.

А потом я увидела рай, после ада и после Земли. Я подошла практически вплотную, и я увидела место, которое приготовлено для конкретного человека. То есть, я знаю одну женщину, уже очень немолодую. И она будет в раю только потому, что у нее была очень тяжелая жизнь. Она очень много страдала. Она всю жизнь болела, и тем не менее она ходила на работу, она растила детей, оставшись без мужа… Она растила их, она дала им образование, старалась им помочь, и она ухаживала за родственниками мужа покойного. То есть, в сущности, она в Храме была очень редко, но она вела ту жизнь, которую следует вести праведнику…

Что я еще запомнила. Что, если по какой-то причине вот умирает наш родственник, может быть, даже это ребенок, то это Промысел Божий. Потому что никто не может дать гарантий, что вот эта наша очаровательная крошка, дорогая, любимая вырастет таким же хорошим человеком. То есть, может быть такая вещь, что Господь отнял ребенка потому, что, с одной стороны, он, став взрослым, станет весьма плохим. А, с другой стороны, может быть, потому что ему изначально уготовано совершенно маленьким уйти к Господу. Потому что Пути Господни, действительно, неисповедимы, с одной стороны. С другой стороны, если положиться на волю Божию, а не на свою собственную, то Господь всегда увидит к спасению. Лишь бы не роптать.

Потом видела еще одно место для относительно не старого человека, который туда попадет. Но он попадет в рай, наверное, потому что он будет священником. То есть, Господь знает, на что мы способны, и, какие бы у нас пакостные мысли ни были, тем не менее Он лучше любящей матери.

Я видела перед собой берег. Это какая-то граница. Вот наша жизнь… вот как ад отделен от жизни, так и рай. Но я четко знаю, что они не смешиваются. Четко знаю. Берег такой пологий-пологий. Трава такая шелковистая-шелковистая. Такая вот не очень высокая, но настолько мягкая, что кажется, лег бы на нее и лежал. И больше ничего не надо. Я немногое видела, потому что была там недолго. Но, по крайней мере, мне этого хватило, для того чтобы сравнить то, что я видела в аду, и то, что я видела в раю. И я видела людей. И ни один человек не попал в рай без труда. Ни один. Только младенцы. Но Господь даже иногда младенцев испытывает. С тем, чтобы даже младенцы имели венцы. Потому что я видела маленьких детей, одного маленького мальчика, умершего от тяжелой болезни. То есть, даже вот такая кроха, лет трех, не больше, потому что видно еще, что такие маленькие щечки, пухленькие… И в такой рубашечке, по колено, ножки такие пухленькие. Вот видно, что на ручках следы от перевязочек, как вот у младенчиков бывает у пухленьких. Ребеночек умер от такой болезни от тяжелой. Но в раю я не видела изможденных людей. Вот следов той тяжелой жизни, которая была на Земле. И любовь, любовь, любовь! И вот у меня такое чувство возникло, что я не хочу в ад. Я очень хочу в рай. Я согласна продолжать болеть, в общем-то, я согласно и на приступы (вытирает слезы) ну, ничего страшного, Господи, все равно жить можно… И единственное, что вот когда я пришла в себя с этим уколом, я пришла в себя со словами: «Господи, помилуй!» Вот, что я хочу в рай. И четко знаю, что я не хочу в ад. Но, когда уходила из рая, я попросила вот о чем: «Господи, когда я буду забывать, напоминай мне об этом, чтобы я не нагрешила!» Напоминает.

Я не видела в раю ни одного спасшегося сектанта. Вообще ни одного. Из католиков спасутся только те, кто был крещен. Человека с Богом разделяет, вот я как поняла… Я знаю, что я не единственная, кто это переживал. Я знаю, что большое количество людей могут свидетельствовать тоже самое. И я поняла такую вещь. Человека с Богом разделяют только два момента, всего два. Первое — незнание, второе — гордыня.

Я некоторое удивление испытала в первый момент (вне тела). Первый раз вот, и второй. Но во второй раз удивление длилось там доли секунды. Далее я испытывала ужас от того, что на меня налетели бесы. Ужас! Очень долго этот ужас оставался со мной, вот. И у меня все время была одна единственная мысль: чтоб я не осталась в аду. Вот. А когда мне показали рай, у меня новая мысль появилась: «я не хочу обратно на Землю». И в то же время я понимала, что я этого не заслуживаю.

О мытарствах. Я видела какой момент. Вот человек и бесы с листком его жизни, где его грехи написаны, предъявляют ему, и человек не может отказаться от них. Они были.

О жизни заново. Как заново? Я ушла бы в монастырь. Я ушла бы в монастырь, без всякого выбора. Я хочу сказать, что иконы — это не картинки. Здесь сами святые, они присутствуют с нами. И если мы говорим: Серафим Саровский, помоги! Не оставь меня! то мы не воздух сотрясаем. Мы обращаемся к нему, и он нас слышит. Он нас может слышать, даже если очень далеко отсюда находится. Он слышит голоса всех. Вот как, скажем, человек, обладающий абсолютным музыкальным слухом, может, слушая концерт, повторить чью-то там отдельную… партию, точно также святые слышат каждый нас голос. И отзываются на каждый.

Ну, скажем, если мы кричим: «Сергий Радонежский, мне машина новая нужна, потому что эта совсем старая — больше двух месяцев», то, естественно, здесь отзвука не будет. Если мы, по нужде, просим, сколько бы у меня не было проблем, ни разу такого не было, чтобы святые мне отказали в помощи. Вообще, ни разу! Я только не говорю, что это мгновенно исполняется. Но я знаю, что вычитывание сорока акафистов… ну, я, конечно, не беру в расчет, что желания вредные, но вот несколько раз было такое. Я вычитываю сорок акафистов, и вот через день, через два после сорокового, я либо узнаю от кого-то, что моя просьба нехороша, либо получаю реальную помощь или совет.

Сила молитвы. Я думаю, что вот тот факт, что я видела уже когда мы с Ангелами летели нал Землей — вот эти вот горящие поднимающиеся к небу огоньки — это и есть сила молитвы, которая освящает абсолютно весь мир, связывает нас с Богом, и дает нам абсолютно все. То есть, сила молитвы безгранична. Единственное, что я хочу сказать, что в некоторых ситуациях, когда мы о чем-то просим, может быть, есть смысл говорить: Господи, помоги, но, если я не прав, вразуми! О вразумлении тоже надо просить. Но сила молитвы — она просто уникальная. Потому что вот несколько лет назад у меня был вопрос такой, очень жесткий. Мне нужно было разобраться с одним нехорошим делом, и я знала, что на решение этого дела у меня уйдут месяцы. Четко знала, вот. И я просто молилась перед Господом, осознавая свое ничтожество. Что я ничего не достойна. Я молилась, и я еще не окончила молитву, и у меня где-то в голове совершенно выкладывается план, каким надо действовать. Я еще, сомневалась, делать — не делать. Потом говорю четко: «нет, если это по воле Божией, поступай как сказано». И я вопрос этот решила в несколько часов. То есть, сила молитвы, она не может ни с чем сравниться. Но молитва не тогда, когда ты словами, даже в голос кричишь. А когда вся душа взывает, это разное состояние.

Назначение человека. Смысл человека в том, чтобы спастись. Просто пути разные у всех. Для кого-то спасение — заболеть и умереть во младенчестве. Для кого-то спасение, будучи православным, погибнуть в бою. Для кого-то спасение заключается в том, чтобы молиться. Для кого-то спасение, будучи православным, вырастить священника и, может быть, научить детей нравственным поступкам.