— Так и знала, — вздохнула Хранительница, поправив блестящий локон. Синтетика, родные волосы она давно потеряла. — Она слишком много времени, судя по отчётам, проводит здесь, с тобой. Для её электронной личности это ненормально. Да и ты… Разве ты не презираешь машины?

— Она — другой случай, — кашлянул я, постаравшись сесть на кровати. — Я мог бы часами рассказывать тебе, в чём именно Эмма другая, но… Не буду. Лень, это раз. Два, у нас есть проблемы посерьёзнее.

— Нет, я хочу услышать, — вдруг настояла женщина, впиваясь вспыхнувшими изумрудами мне в лицо. Что это было? Просто забота?

— Нам вас не спасти —

— Мы знакомы не так много времени, — начал я, чуть прикрыв глаза. — Но я, если честно, успел привязаться к ней, как ни к кому другому. Мы с ней одинаковые, хотя ты вряд ли поймёшь смысл этих слов. А когда бывший солдат вроде меня находит родственную душу, пусть даже и машинную… Сама понимаешь, я не мог не принять её. После всего, что мы пережили вместе.

— Утверждаешь ли ты этим, что влюбился в тактическую куклу? — сделав упор на последнем слове, спросила Хранительница.

— Что? Нет, я…

— Привязанность может возникнуть только в случае симпатии, Баррет, — любимая её привычка называть всех по фамилии и здесь никуда не ушла. — А если ты прямым текстом заявил, что «не мог не принять её», то для меня всё очевидно.

— Наслаждайтесь поездкой! —

Моё лицо стремительно набиралось краски, пока Хранительница что-то записывала себе в открытую голограмму нейроинтерфейса. Когда тебе в голову лезет враг, это понятно, от этого можно убежать. Но когда это намеренно делает друг, то возмущению от несправедливости нет предела. Правда, я не мог просто вывалить жёсткое и жестокое отрицание своих чувств перед Хранительницей. Это было бы неправильно по отношению к Эмме. Даже когда твоего близкого нет рядом, это не значит, что о ваших с ним взаимоотношениях можно лгать. Честность, искренность, даже когда никто не смотрит и не слушает — это золотой стандарт человеческого качества.

Тридцатипятилетний мужик краснеет перед, по сути, врачом, пока тот записывает в блокнотик всё, что пациент ему только что наплёл. Страшно, честно говоря. Будет ещё страшнее, если об этом узнает Эмма. Пока что я сам не сформировал всё в голове, чтобы рассказывать или хотя бы намекать ей. В нашем положении нечто такое может разрушить хрупкое доверие, сформированное между нами.

— Это момент, которого мы все так ждали! —

— Пожалуй, я всё, — хмыкнула женщина, разворачиваясь. — Можешь не просить меня не рассказывать об этом твоему напарнику. Пускай она… Сама всё тебе выскажет.

С этими словами Хранительница вышла прочь в открывшуюся дверь, а вместо неё в проходе застыла, глядя тихими карими глазами, Эмма. Опираясь на металлическую трость, она прошла дальше, без единого звука опускаясь на кровать у меня в ногах. Короткие тёмные волосы с единственной рыжей прядью лежали на её плечах, выражая абсолютную слабость. Электронная чума подъела процессор, основной механизм которого отвечал за опорно-двигательную функцию у андроидов. Помимо этого, оказались сильно повреждены боевые импланты, поэтому девушке предстояла как минимум ещё одна неделя восстановления и лечения. Наши с ней разговоры до этого были отвлечёнными, слегка дурашливыми, будто у старых друзей. И в самом деле, у нас обнаружилось много общего.

Тактики боя, рукопашные техники, выпивка, история и даже шахматы. В последние мы рубились за чашкой кофе, когда ждали шефа в приёмной его офиса.

— Не называйте это предупреждением. Это — война! —

— Его речь пугает, — раздражённо фыркнула Эмма, выключая телевизор. — И бесит.

— Ага, — выдавил я из себя. Безумно захотелось или закурить, или выйти в окно. Жаль, что первое недопустимо в медблоке, а второе невозможно из-за отсутствия пресловутых окон.

— История, которую ты сейчас услышишь, правдива, — протянул напарник, не смотря мне в глаза. — Только имена… Я изменила.

Жила-была на свете девочка, созданная для войны. Её растили, обучая, как правильно убивать. Показывали различное оружие, от стрелкового до холодного и метательного, разрабатывали импланты, чтобы те помогали ей исполнять положенную роль. Актёры — марионетки сценария. Та девочка была одной из них. Она не знала, почему она появилась, зачем ей написали программный код, почему в её голове не было ничего, кроме желания сеять хаос и разрушение. Всё, что она знала — она должна убивать. Воевать с тем, с кем скажут. Беспрекословно подчиняться приказам, без жалости и гуманизма. Рационально следовать цели, своей директиве…