Книги

Пятьсот часов тишины

22
18
20
22
24
26
28
30

А она, непримиримая и неотступная, продолжает перемалывать останки врага.

Нет, что там ни говори, а это не просто какая-то «отвлеченная красота» Чусовая и не какой-нибудь сладенький пейзаж Тут глубоко символическая картина: живое одолевает косное, наглядный пример из диалектики жизни.

Прав Бажов, сказавший про Чусовую:

— Неожиданная вся. Богатая река!

В одном и справочников написано, что «Урал — это как бы гигантская геологическая лаборатория природы». Очень удачное сравнение. И вот, когда вы попадаете в эту лабораторию, вашему взору чуть не на каждом шагу открываются результаты такой чудовищной подземной работы, складки и пласты многих скал до того изломаны. перемешаны, смяты, так их тут, несчастных, гнуло, выворачивало наизнанку, трясло и корежило, что невольно дрожь прохватывает. И чем богаче у вас фантазия. тем эта дрожь ощутимее. (Как говорится, не приведи господь, чтобы на наших глазах, чтоб когда-нибудь повторились подобные катаклизмы!..)

А ведь было время — с той поры не минуло еще и ста лет, — Чхсовая сама вот так же, как те слепые подземные силы, ломала и корежила людские судьбы…

Ее летнее благодушие насквозь обманчиво. Про нее говорят: «Чусовая — сердитая река!» И это не преувеличение ради красного словца.

Какими только именами-эпитетами не награждали, не клеймили ее! «Разрушительница гор», «горная красавица», «змея подколодная», «губительница», «похоронная река», «водяная смерть»…

Мамин-Сибиряк называл ее «дикой».

Неплохо сказал про нее и наш Физик: «С камнем за пазухой».

…Весной, в дни короткого и отчаянного чусовского сплава, когда вздувшаяся от талых вод река словно бы сатанела и неслась с головокружительной скоростью, о каменные лбы ее бойцов разбивались плоты и барки.

То был путь между десятками и десятками Сцилл и Харибд.

Один неверный или несвоевременный (секундой раньше, секундой позже) удар поносным веслом — и сшитая на живую нитку барка, едва, казалось, черкнувшая боком по скале, начинала разваливаться. Трещало дерево. С жутким чугунным грохотом сыпались в проломы увесистые болванки. Бурлаки, спасая барку и грузы, часами работали в ледяной воде «Спали в мокре и грязи». Простужались, калечились, тонули.

У некоторых бойцов «на счету» сотни барок — «убитых барок», как жалостливо говорили бурлаки. Об один только боец Разбойник и за один только день— 16 апреля 1877 года — разбилось двадцать три барки и погибло более ста человек.

Был, правда, год, когда «убитых» барок не было вовсе— 1839-й. Один год за всю длительную историю сплава!

Исследователи единодушно резюмируют: «Чусовской караванный сплав — это одна из самых жутких страниц в истории уральской промышленности».

Более того, добавляем мы, размышляя над страницами этой истории. — да, более того, по количеству горя народного, народных слез, пота и крови, что оросили ее столь живописные берега, маленькая Чусовая, быть может, не уступает самой Волге. Как ни одна, быть может, другая наша река.

Гордиться тут, разумеется, нечем, но не понять, не проникнуться, не услышать в себе горестного человеческого отзвука — не значит ли это неблагодарно отвернуться от того самого прошлого, которое не щадя живота своего работало на будущее?..

Одна из наших ночевок была неподалеку от Разбойника.

Мы облюбовали живописную лужайку, напоминавшую театральную сцену, открытую в сторону реки и эффектно раскинувшуюся в нескольких планах. Я тотчас же отправился к Разбойнику, к этому бойцу с «тяжелым прошлым».