- Да и пёс с ними. Нашему брату легче, – махнул я рукой.
- Нежнее надобно быть в выражениях, голубчик. У стен ушей по более Ваших будет.
- Помилуйте, кому я нужен.
- И то верно, – согласился Купцов, покашляв в кулак.
- Фёдор Михайлович, – набрался я наглости, – имею нужду в Вашем совете. По вопросу сугубо личному.
- Чем могу, голубчик, чем могу, – ответил Купцов, оторвавшись от бумаг.
- Как бы мне добиться аудиенции у нашего Государя?
- Вот как, – поднял бровь статский советник, – Потрудитесь объясниться.
Как умел, вкратце, я поведал о своей беседе с Корхоненом и поделился своими волнениями. Купцов внимательно меня выслушал и серьёзно сказал:
- Для аудиенции, надобно присовокупить веские причины, Николай Александрович. Ваши же доводы могут расценить как прямую клевету на Императора. В этом случае судьба Ваша будет не завидна.
- Понимаю, – опустил я глаза, – Однако, собственное бессилие терзает мне душу, Ваше высокородие. Я потерял всякий покой.
- Возьмите себя в руки, Николай Александрович, – как-то по-отечески сказал Купцов, – Надо понимать, что дело Ваше весьма, весьма деликатное, требующее крепких раздумий на ясную и холодную голову. Оттого, наберитесь терпения, голубчик. Уверяю Вас, сообща мы что-нибудь придумаем.
- Благодарю, Фёдор Михайлович. Приложу все усилия.
- А теперь, ступайте. Отлежитесь день – другой. Заслужили.
Я кивнул в знак благодарности и, тяжело переставляя ноги, покинул кабинет статского советника.
Глава 12
На следующий день проснулся я сильно позже обычного. Состояние было вполне сносным, оттого я жадно выпил стакан воды и сделал силовую гимнастику. Чувство голода неумолимо гнало меня из дома. Собрав грязные платья в куль, вышел на крыльцо дома, поздоровавшись с дворником Михаилом, упитанным малым с розовыми, пышущими здоровьем ланитами.
Как оказалось, поспать подольше – удивительное счастье для души и бальзам для тела. Словно затянувшая сознание серая хмарь развеялась, и я вновь начал подмечать разные мелочи и детали: отблески тусклого солнца на стеклах и дым над далекими заводскими трубами, колыхания занавесок в открытых окнах и шелест листвы, стук подков по булыжной мостовой и далекий треск парового мотора; густой смог и протяжный свист на соседней улице; спешащие на работу прохожие и будочник на соседнем перекрестке, а так же упоительный аромат свежей сдобы у булочной.
Осень понемногу стала набирать силы, оттого, я поежившись, направился в баньку, прихватив у лавочника свежую булку с маком. По дороге я прикупил у щербатого мальчишки свежий номер «Петроградских ведомостей», уселся на лавочку под раскидистым тополем и принялся читать, закусывая исходившей паром выпечкой. Ничего вопиющего на страницах не нашлось, окромя того, что в праздник Осенин, что выпал на 27 сентября, Государь выступит с важной речью на Дворцовой площади. Сложно представить, какая невероятная суета разразится в этот день. Большая часть столицы хлынет на площадь и забот у полицейских и армейских чинов станет в достатке. Однако, до этого дня надобно ещё дожить, ну а сейчас имеются дела и по важнее. С этими мыслями я оставил газету на лавочке и зашагал дальше.
После помывки, словно заново родившись, направился в уже привычный трактир, отведать мясного рагу и блинчиков с малиновым вареньем. После сытного обеда не удержался, заказав кружку Венского пива, густая пена которого мягко ложилась на усы.