— Давай, — сказал я. — Иди на улицу, позови полицейского и скажи ему, что ты — советский агент. Ну, делай! Посмотрим, кому будет хуже — тебе или мне.

Я вышел из ресторана и принялся ловить такси. Эдо догнал меня, уцепился за мой рукав и завопил на всю улицу:

— Ты — вор и мошенник? Скупердяй? Подлец!

Я впихнул его в первое попавшееся такси и, захлопнув дверцу, сказал:

— Говорю тебе по-хорошему: не попадайся мне на глаза.

Примерно через два месяца после того, рано утром меня разбудил телефонный звонок. Это был Эдо, абсолютно пьяный. Он начал было что-то объяснять мне, совершенно бессвязно, но я повесил трубку. С тех пор он не объявлялся.

Все же меня отчасти беспокоила мысль, что он может как-то навредить мне. В течение нескольких месяцев я принимал усиленные меры предосторожности, чтобы избежать слежки, когда отправлялся на встречи со своими агентами. Однако я не заметил усиления активности японской службы наружного наблюдения — за мной время от времени следили, но не чаще и не интенсивнее, чем обычно.

Поскольку работа моя была секретной, я пользовался различными хитроумными приспособлениями, такими как радио, магнитофоны, портфели, чье содержимое уничтожается, если их открывают непосвященные люди, и разными видами фотокамер. Все, что я делал, должно было выглядеть нормальным, естественным — на случай, если за мной велась слежка. Во время встречи с агентами я должен был быть абсолютно уверен, что за мной нет хвоста. Так что я был вынужден пользоваться атрибутами игры „рыцарей плаща и шпаги”.

Вообще говоря, слежка в Японии не была интенсивной. Порой дня три-четыре за мной вообще не бывало хвоста. Но надо сказать, что, если слежка велась, она велась на высоком профессиональном уровне, и, словно мышь в игре в кошки-мышки, я делал все возможное, чтобы не упускать из виду своих преследователей. Я умудрился установить хорошие отношения с одной из групп, ведшей наблюдение за советским посольством. Иногда, запарковавшись на огромной стоянке, я делал вид, что не могу вспомнить, где моя машина. Если я знал, что в тот день за мной была слежка, я обращался к филеру в штатском и спрашивал: „Вы не помните, где я поставил машину? Совершенно не представляю, где я ее пристроил”. И филер, рассмеявшись, показывал, где моя машина.

Частенько, отправляясь на встречу с кем-то из агентов, я, чтобы не привести за собой хвост, сперва заходил в здание пресс-центра в Утисайвайте. Вход туда был воспрещен всякому, не обладавшему карточкой члена пресс-клуба, которую надлежало продемонстрировать стоявшему у входа охраннику. И охранники были столь строги, что не позволили бы войти в здание даже агентам японской контрразведки. Агенты эти не раз натыкались на отказ охранников, что ставило их в дурацкое положение и весьма раздражало. Так что в конце концов филеры приучились спрашивать меня, куда именно я направляюсь. То и дело случалось, что один из них украдкой обращались ко мне: „Прошу прощения, сэр, вы не в пресс-центр?” И услышав „да”, зачастую даже не следовали за мной. Им претили унизительные ситуации, в которые они то и дело попадали у входа в пресс-центр.

Один из филеров, опекавших советское посольство — низкорослый человек с круглым лицом почему-то невзлюбил меня. Не знаю, в чем там было дело, но так или иначе я чем-то раздражал его. Раз он преследовал меня на машине до самого моего дома в Удагавате и дошел до двери моей квартиры, словно намереваясь войти в нее. В воздухе повисло напряжение и едва-едва не дошло до кулаков.

6 сентября 1976 года старший лейтенант советских ВВС Виктор Беленко бежал из СССР на истребителе МИГ-25 и приземлился на японском острове Хоккайдо. Советское посольство развило бешеную активность. Оно начало неистовую кампанию, требуя, чтобы Япония вернула СССР пилота и самолет. Однако Беленко категорически отказался от встречи с офицером резидентуры и, решительно заявив, что не намерен возвращаться в Советский Союз, попросил США предоставить ему политическое убежище. Япония разрешила ему отправиться в США, а американцы получили доступ к МИГу. Эта история вымотала всех нас до предела. Когда я в тот день вышел из посольства, было уже поздно, а на улице меня поджидал мой круглолицый приятель.

— Ваш летчик убит? — закричал он мне, очевидно не зная, что Беленко не только бежал из СССР, но и доставил США весьма ценный подарок. — Теперь мы все знаем о вашем МИГе? — добавил он.

— Давай-давай, проваливай? — оборвал его я. Этот парень просто действовал мне на нервы.

Оказавшись в Соединенных Штатах, я познакомился с Виктором Беленко. Теперь мы с ним друзья, и стоит мне упомянуть о том круглолицем японце, как Виктор начинает громко хохотать, приговаривая: „Я рад, что он тебя допекал! Ты это заслужил!"

Он прав. Я в самом деле заслужил это.

Нормальная жизни невозможна для разведчика. О каком-либо нормированном рабочем дне говорить не приходится. Часто самые важные встречи назначались на позднее время, так что по вечерам я редко бывал дома. А если и бывал, то чувствовал такую усталость, что засыпал в кресле. Простейшие вещи, само собой разумеющиеся для большинства людей, были для меня невозможны или, в лучшем случае, были трудно разрешимой проблемой. Выйдя через парадную дверь, отправиться на работу? Я не мог этого себе позволить, так как вечно был настороже, опасаясь слежки. Редко бывало, чтобы филеры стерегли меня прямо возле моего дома (их для этого было слишком мало в службе наружного наблюдения), однако портье при нашем доме сообщал им о моих передвижениях. В тех редких случаях, когда я все-таки выходил через парадную дверь, он фиксировал время и сообщал об этом службе слежки. Так что я в течение нескольких лет пользовался пожарным выходом. Когда мне случалось, как нормальному человеку, пользоваться парадной дверью, я просто-напросто чувствовал себя не в своей тарелке.

Весной 1977 года Восьмое управление КГБ направило в Японию на три месяца одного из специалистов по радиоэлектронной разведке. По прибытии ему дали визу, по которой он не мог выезжать из Токио, не известив об этом предварительно японское министерство иностранных дел. И вот меня вызвали в кабинет резидента — кроме владельца кабинета, был там и тот приезжий офицер.

— Ему надо провести визуальную разведку американской базы в Иокоте, — сказал резидент.

— Ну что ж, — ответил я.