Советы домогались нужных им связей в японских политических и деловых кругах, не скупясь на всевозможные обещания. Торговля с СССР — гарантия политической стабильности в отношениях с Японией, утверждали они. Советскому рынку не свойственны колебания, говорили они, а следовательно, ему не грозят спады. Если Япония переориентирует часть своей торговой активности, в отплату за это Советский Союз даст ей доступ к обширным залежам минералов в Сибири и советском Дальнем Востоке. Советы даже обещали продавать нефть — сделка, очень выгодная для Японии, вынужденной ввозить нефть из-за тридевять земель. Однако в 70-х годах, когда СССР сам стал испытывать трудности с нефтью, он отказался от этого обязательства.
В период этих советско-японских сделок я и прибыл в Японию, как раз тогда, когда Москва всячески обхаживала японских дельцов, склоняя их к тем или иным выгодным ей решениям. Известных японских бизнесменов то и дело приглашали в СССР, где их размещали в шикарных отелях, закармливали деликатесами и окружали подчеркнутым вниманием — в полном соответствии с планом, разработанным прикомандированными к министерству внешней торговли специалистами из КГБ.
Характерной в этом смысле является работа с Тосио Доко, президентом Федерации экономических организаций Японии — влиятельной организации японских предпринимателей. Доко пригласили в Москву для встречи с представителями министерства внешней торговли. А потом, когда он уже был в Москве, известили, что с ним хочет встретиться сам Брежнев. Однако генсек в то время отдыхал в Крыму, а посему: не захочет ли мистер Доко поехать в Крым для встречи с товарищем Брежневым? Мистер Доко, конечно, согласился. И его доставили в роскошный дворец — летнюю резиденцию Брежнева. Иностранцев весьма нечасто приглашали в этот дворец — бывшую царскую дачу. Таких приглашений случалось удостаивались члены правительственной верхушки да главы стран советского блока, но бизнесмены — никогда. Так что, доставив туда Доко, Советы продемонстрировали, что считают его исключительно важной фигурой. И, конечно, во время пребывания в Крыму его усиленно обхаживали, внушая просоветские идеи, особенно когда дело касалось вопросов японско-советской торговли. Что повлияло на Доко, — эта обставленная всяческими почестями поездка, или деловые соображения, — сказать со всей определенностью трудно. Но так или иначе он в течение многих лет был влиятельным сторонником торговых соглашений с СССР.
Тут необходимо сделать одно маленькое замечание. Когда бы представители японских деловых кругов ни вступали в переговоры с Советами, они всегда оказываются в явно невыгодном положении, поскольку КГБ ухитряется заранее получить информацию о позиции японцев и вооружить этим знанием советскую сторону. Советский Союз держит в Японии огромное количество агентов именно для того, чтобы всегда знать все и вся.
Все время, что я работал в Японии, Москва настоятельно требовала, чтобы мы прибрали к рукам как можно больше различной новейшей технологии, связанной с химической промышленностью, тяжелым машиностроением, компьютерами, полупроводниками, оптикой, радио- и телеоборудованием, со всем, что может быть использовано для военных целей. Несколько лет назад Москва сделала по-настоящему удачный ход. Она убедила Японию продать ей сухой док огромной вместимости, заверив, что он будет использоваться исключительно для нужд рыбного флота. Я не думаю, что японцы столь наивны, чтобы поверить такого рода заверениям, тем более что в то время Советы открыто осуществляли политику интенсивной гонки вооружений. В Японии наверняка были люди, подозревавшие, что Москва использует этот док для военных целей. Так оно, конечно, и было: через несколько месяцев после доставки дока во Владивосток, он был использован для ремонта авианосца „Минск”, а сразу после этого — нескольких ядерных подлодок.
Летом 1987 года свободный мир потрясло известие о том, что дочернее предприятие корпорации Тошиба совместно с одной норвежской фирмой продало СССР оборудование, которое позволит советской военной промышленности улучшить качество винтов подлодок — лодки будут более бесшумны и, следовательно, обнаружить их станет сложнее. Продажа такого рода оборудования запрещена как в Японии, так и в Норвегии, но этот случай всего лишь красочный и единичный пример извечного умения Советов закупать современную технику. Я знаю множество такого рода успехов Москвы в ведении дел с японскими компаниями.
Для создания эффективного лобби в японских деловых и политических кругах, Советы направляли в Японию своих лучших специалистов. В 70-х и начале 80-х годов главой советской торговой миссии в Японии был известный специалист по экономике Спандарьян. Он занимался только заключением торговых договоров — в полном соответствии с законом. Зато его заместителем был Папушин, полковник КГБ, прежде работавший в Великобритании. А после возвращения Папушина в СССР ему на смену пришел тоже гебист — подполковник Жарков.
Около половины сотрудников торговой миссии — офицеры КГБ. Многие из них специализируются на сборе научно-технической разведывательной информации, поскольку даже Япония (при всей легкости, с которой можно получать у нее современную технологию и оборудование) порой отказывается продавать некоторые технологические процессы и оборудование. И тогда в действие вступает другая половина советской торговой миссии. Офицеры научно-технической разведки стараются похитить документацию или образцы нужной техники, порой задействуя в такого рода операциях армию агентов. Когда я был в Токио, в тамошней резидентуре КГБ трудились около двадцати пяти разведчиков из Линии X, ответственной за сбор научно-технической информации.
Офицеры КГБ из Управления Т (научно-техническая разведка) работают не только в торговых миссиях. По меньшей мере половина из двадцати сотрудников Аэрофлота в Японии были в мои времена офицерами научно-технической разведки. Пятьдесят процентов сотрудников ТАСС — офицерами КГБ, и по меньшей мере один из них — из Линии X. В советском посольстве советником по вопросам науки был высокий чин из Линии X. ГРУ тоже занимается хищением современной технологии, и многие сотрудники резидентуры ГРУ — офицеры, специализирующиеся на сборе научно-технической информации.
У каждого офицера на связи находятся три-четыре агента, так что легко подсчитать число агентов, занятых сбором научно-технической информации, — их не меньше 75, а может, 100 и даже больше. Многое, в чем нуждаются Советы, агентура добывает секретным путем. Это выгодный бизнес. К примеру, КГБ, скажем, заплатит агенту от 10 до 100 тысяч долларов за кражу какого-либо технического или технологического секрета, однако, если бы СССР сам занимался разработкой этой технологии, это обошлось бы ему не менее чем в 200 миллионов долларов. Даже всего лишь похищая образцы изделий и копируя их, Советы экономят большие деньги. А они, надо сказать, похищают большое число таких образцов. Даже техника, при помощи которой японская резидентура КГБ осуществляет перехват переговоров между группами наружного наблюдения Национальной полиции, была похищена в Японии.
В конце 70-х годов резидент сказал нам нечто крайне интересное относительно операций Линии X. „Годовая выручка от операций, которые эти офицеры осуществляют, способна окупить стоимость работы всей нашей токийской резидентуры в течение нескольких лет. И еще кое-что останется. На самом деле, только научно техническая разведка покрывает все затраты служб зарубежной разведки КГБ”.
Я помню случай, когда один из офицеров Управления Т, работавший в токийской резидентуре, сопровождал делегацию советских технических специалистов, приглашенных осмотреть химическое предприятие. Хозяева устроили им сердечный прием, а затем показали свой завод, включая и те его отделы, куда иностранцев обычно не допускают. Японцы, конечно, полагали, что Советы намерены купить если не весь завод, то по крайней мере технологию производства, чтобы скопировать ее. И вот где-то на этом заводе офицер КГБ увидел на стене нечто, от чего чуть не остолбенел — там висела огромных размеров схема технологического процесса этого предприятия.
„Задавайте побольше вопросов, — прошептал он кому-то из членов советской делегации. — Отвлекайте внимание гида”.
Советская делегация окружила гида и засыпала его вопросами, а гебешник в это время скопировал ту схему со стены. Вернувшись в резидентуру, он тут же отправил ее в Москву. Одна только эта кража, как стало известно две недели спустя, принесла барыш, который мог бы покрыть стоимость содержания токийской резидентуры в течение двенадцати лет.
Для проверки закупаемого в Японии оборудования туда приезжает на короткое время множество советских специалистов. Пробыв в Японии от трех до шести месяцев, они ходатайствуют о продлении визы. Таким способом может быть увеличено число людей, приписанных к посольству, — без увеличения его на бумаге. Все продлевая и продлевая визу, многие из этих специалистов остаются в Японии на один, два, а то и на три года. По меньшей мере половина из этих специалистов — профессионалы из Управления Т. Не будет преувеличением сказать, что весь легион советских шпионов ежедневно занимается кражей современной технологии. Так было в мои дни, так оно, несомненно, и сейчас. В самом деле, порой они собирали такой богатый урожай информации, что отправить его в Москву было проблемой. Дипломатические курьеры прибывали из Москвы дважды в месяц, и иногда их багаж, состоящий из технической документации и образцов украденных изделий, весил до тонны. Это — одна из причин, почему советскую диппочту доставляли из посольства в аэропорт на микроавтобусе. В ящиках, заполнявших автобус до потолка, хранился урожай, собранный офицерами КГБ.
Логически рассуждая, японское правительство давным-давно уже должно было знать о существовании разветвленной сети научно-технического шпионажа, и мне не понятно, почему оно не пытается прекратить эти открыто совершаемые хищения и не наказывает виновных. Более того, многие японские научно-исследовательские учреждения, лаборатории и корпорации тесно связаны с аналогичными учреждениями Америки, интенсивно обмениваются с ними делегациями, инженерами и учеными. КГБ активно охотится за японскими специалистами, регулярно посещающими США и норовит завербовать их, чтобы заполучить технологические секреты Америки. И порой им это удается.
Сам я в Японии трудился, как уже было сказано, в сфере политической разведки и поисков путей влияния на различные области жизнедеятельности этой страны. Журналистское прикрытие идеально для такого рода деятельности. Для Советов значение операций научно-технической разведки чрезвычайно велико. Но при всем том значимость политической разведки стоит на первом месте. В том числе и в Японии. Благодаря ей Политбюро располагает секретной информацией о внутренней и внешней политике Японии, о планах японского правительства. Равным образом богатый информационный урожай собирается в Японии, США и Южной Корее. В качестве представителя журнала я получал доступ в такие места, куда большинство иностранцев попасть не могли. Однако те из нас, офицеров КГБ, кто не значился в посольском списке дипломатов, не обладали дипломатическим иммунитетом. В случае поимки нас ожидала высылка на родину.
Первым объектом моих профессиональных усилий стал влиятельный деятель Социалистической партии Японии, человек, которому КГБ присвоил кодовое имя Кинг. Он был очень вежлив, лицо его светилось добротой, а улыбка обезоруживала. Я знал, что идеологически он очень близок к позициям КПСС, что он пламенный социалист. У него был доступ к потенциально полезной нам информации, и потому я всячески культивировал дружеские отношения с ним.
Для определения того, насколько подходит тот или иной человек для роли агента иностранной державы. разведывательные службы всего мира пользуются американской формулой: MICE — money, ideology, compromise, ego — то есть: деньги, идеология, компрометация, самомнение. Пытаясь нащупать слабые места у объекта вербовки, офицер разведки прежде всего прибегает к помощи этой формулы.
К Кингу эта формула вроде бы никак не подходила. Он неплохо зарабатывал и жил с женой и двумя детьми хоть и в небольшой, но хорошей квартире. Из досье КГБ не следовало, что он чрезмерно тщеславен или обладает какими-либо порочными наклонностями. Но я продолжал присматриваться к нему, выискивая что-нибудь, что даст мне возможность его завербовать.