Я кивнул в знак согласия.
— Во-первых, — начал он, — в твоей работе все будет „в первый раз”. Старайся следовать тем правилам, что ты вызубрил, — они неплохие. Но прежде всего полагайся на собственный здравый смысл и сообразительность. Во-вторых, держись подальше от ЦРУ — в смысле вербовки американцев. Они там не менее умны, чем ты, и умеют пускать в ход такие соблазны, о которых ты и понятия не имеешь. В лучшем случае, это будет пустой тратой времени, но может случиться и худшее. Кое-кто из тех, кто пытался вербовать американцев, сам влип, как муха в тарелку с медом, — он помедлил немного, а потом продолжил. — В-третьих, держись как можно дальше от Пронникова. В Японии нет более опасного человека. Почему — ты сам поймешь, но смотри, чтобы это понимание не пришло к тебе слишком поздно. — Сказав все это, он осушил свой стакан и, быстро простившись со мной, ушел.
Так я стал полноценным офицером КГБ. Впереди меня ждало задание в Японии. Я был готов вступить в эту игру. И обрести смертельного врага в лице Пронникова.
Глава пятая
ОХОТНИК И ЖЕРТВА
ЯПОНИЯ, 1975-1979
Наконец-то, после многих месяцев приготовлений и казавшегося бесконечным ожидания, я вместе с женой и сыном отправился в Японию. Это случилось в феврале 1975 года, и трудно сказать, кто был более взволнован — Наталья, десятилетний Александр или я. Мы были так заняты предотъездными сборами, прощальными визитами и вечеринками, что, добравшись до Токио, почувствовали себя полностью выдохшимися. С нами был наш маленький пудель, и в самолете Александр все волновался за него — тем более, что собаке по прибытии в Японию предстояло целый месяц пробыть в карантине. Однако в аэропорту я сумел добиться, чтобы пудель наш избежал карантина, так что мы тут же забрали его с собой.
Предельно измученный, я надеялся, что, прежде чем приступить к работе, мне дадут несколько дней отдохнуть в одном из отелей — благо гостиниц, чистых и комфортабельных, в Токио было полным-полно. Я не сомневался, что меня поселят именно в такой отель, поскольку прежде в Японии мне всегда резервировали что-нибудь очень приличное. Но на этот раз нас поместили в дешевую, шумную и отнюдь не чистую гостиницу поблизости от посольства.
„Ну что же, — подумал я про себя, — пропагандистские поездки — это нечто другое, надо полагать. Ясно, что КГБ своих людей не балует"’. Более того — в гостинице меня уже поджидало распоряжение явиться следующим утром в посольство.
Утром я встал пораньше, чтобы успеть выпить чашку чаю, прежде чем отправиться в посольство. Я пришел даже чуть раньше — двери были еще заперты. Здание посольства было внушительным, массивным, в одиннадцать этажей.
Первым, кого я увидел, войдя, был Вячеслав Пирогов. Тот самый, что когда-то в университете разыгрывал из себя офицера КГБ. Он приветствовал меня, словно я был вернувшийся из небытия его брат. При этом он чуть ли не лопался от гордости, что мечта его сбылась — он таки стал офицером КГБ!
„Он ничуть не изменился, — отметил я про себя. — Как был стукачом… Ничуть не изменился”. В университете все мы умели мгновенно распознавать стукачей. Без такого умения не выжить. Но Пирогов был безвреден. Он был виден насквозь. Такие всегда безвредны.
Пирогов взялся показывать мне, где и что есть в посольстве — вплоть до облицованного мрамором фойе. Начали мы с десятого этажа, где размещался кабинет резидента Дмитрия Ерохина. Ерохин оказался поразительно моложавым — и не мудрено: ему было всего сорок два года. Он был самым молодым генералом в советской разведке. Пожав мне руку, Ерохин тут же отпустил меня, небрежно бросив: „Говорят, вы отличный специалист по Японии. Так что принимайтесь за дело”. Выйдя вместе с Пироговым из кабинета Ерохина, я увидел, что по коридору к нам направляется какой-то черноволосый, щеголевато одетый человек.