Он засмеялся:
– Злишься, значит. Это хорошо.
– Что хорошего?
– Думал, ты не только видеть меня, но и разговаривать не захочешь.
– Я и не хочу.
– Но разговариваешь. Встретимся? Можешь мне в морду дать, я не в обиде буду.
– Если ты не в обиде будешь, толку мне с тобой встречаться?
– Не знаю. Давно мне никто гадостей не говорил. Чую, время пришло. Заслужил.
Мне стало тоскливо.
– Слушай, отвали уже. И маму мою не впутывай. Как человека прошу.
Но разве ж ты был человеком, Костя?..
И всё же: я могла уехать. Я могла уехать в какую-нибудь деревню, когда ты сразу велел мне валить. Я могла уехать из того дома, я могла уехать в тот Новый год, и я всё еще могла уехать после, – но я чего-то ждала, ждала, ждала, поэтому, когда ты заявился в «Сказку», я была почти рада, потому что хотела, чтобы ты сделал хоть что-то, чтобы всё это прекратить.
…В Старый Новый год в кафе заявился Дед Мороз, подозвал детей и загоготал:
С этими словами он стащил шапку, под которой оказался еще совсем маленький котенок, явно только-только разлепивший глаза. Дети завизжали и потянули руки, я подошла ближе. Костя улыбнулся мне так, что захотелось плакать: ну зачем же такому, как ты, такая хорошая ласковая улыбка – настоящая, гагаринская, как будто ты вовсе не…
– Представляешь, Красная Шапочка, под батареей валялся. Сначала думал – тряпка какая, а пригляделся – кот. Вот и подумал: у тебя детворы много, может, мамку кто уговорит…
– С животными в кафе нельзя.
– Так коту на выход? Или мне? Что скажешь, Агния?
Ты спросил серьезно, и даже шрам с толку не сбивал, – а у меня сразу в глазах защипало, так что я отвернулась и бросилась в туалет, чтобы ты не увидел, но ты нагнал, схватил за руку и сказал этим своим голосом, что хочешь начать всё с чистого листа, и если в тот Новый год не вышло, так, может, в этот получится, и я вдруг решила, что ты прав, потому что выходило, что только ты
Врач предупредил:
– Девятая неделя идет. Времени мало. Решайте.