Родных бабушек она не помнила. Теперь, глядя на Людмилу Викторовну, чётко понимала: вот о такой бабуле всегда мечтала. Умная, знающая, добрая… Жаль, что жизнь обделила Людмилу Викторовну семьёй, и даже любимый ею воспитанник теперь далеко.

Словно угадав её мысли, старушка мечтательно улыбнулась:

— Пробраться бы в замок, увидать Беркушу. Большего мне и не нужно.

— Говорят, Лубей захватил временные укрепления на подходе к замку, — обернулась Цветла. — Все защитники, кто успел, ушли за стену. Ворота теперь не откроют.

— Это так, — тихо ответила Людмила Викторовна и снова занялась коленями.

У Влады слёзы на глаза навернулись. Война. Битвы. Кровь. Неужели она стала свидетелем всего этого? Одно дело — читать в книге или смотреть в кино, другое — столкнуться с этим ужасом воочию.

Спустившись в распадок, они обогнули соседний холм и увидели регулярные ряды палаток, расходившиеся лучами от центрального павильона. На сей раз обитель Лубея была собрана в усечённом варианте, из чего можно было заключить, что агрессор не рассматривает лагерь как долговечный, а стремится поскорей перебраться в замок.

Сначала пришлось зажать носы, спасаясь от вони — миновали огромную помойную яму, затем пересекли первый круг составленных как заграждение повозок, потом кибитка выкатилась на хорошо утоптанную дорогу, ведущую на центральную площадку. Тут ударила новая волна — выцветший павильон, отведённый под госпиталь, источал запах крови и лекарств. Оттуда раздавались душераздирающие вопли. Похоже, кому-то что-то отрезали. Влада невольно зажмурилась, открыла глаза, только когда крики отдалились, а запахи сменились на обычные: сухая трава, лошадиный пот, копчёное мясо.

Вздрогнула, когда кибитка остановилась. Ильдус проворно соскочил на землю, приказал одному из охранников доложить о прибытии пленниц и с широкой улыбкой на смуглом лице распахнул полог:

— Приехали!

Да уж, приехали — подумалось.

Долго ждать не пришлось. Влада успела пройтись туда-сюда по площадке перед входом в павильон, разминая затёкшие в пути ноги, а Цветла переговорить с шустрым мальчишкой-порученцем. Людмила Викторовна только-только присела на брёвнышко и подняла лицо, греясь на ласковом солнце, как выскочил Бренер. Толмач знаком велел Владе идти, а Цветлу придержал за локоть, что-то шепча на ухо. Татри, не глядя на него, кивнула и пошла за подругой.

Лубей ждал в приёмном зале, сидя на широком троне, и с кривой улыбкой смотрел на входивших. По бокам от него возвышались два широкоплечих амбала в кожаных доспехах — скорее, для статуса, чем из опасений, что хрупкие девушки набросятся на их предводителя с кинжалами наперевес.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Влада и Цветла встали рядышком и замерли в ожидании. Хан испытывал их терпение, почёсывая мизинцем правой руки бровь. Наконец, он прервал это глубокомысленное занятие и рявкнул, ни к кому не обращаясь. Из бокового входа выскочил юнец в чистенькой свободно струящейся рубахе и шароварах — форме ближайшей обслуги. С поклоном протянул инкрустированную перламутром шкатулку и замер, ожидая следующих указаний. Лубей откинул крышку и усмехнулся:

— Недорого же барон оценил беглую дочь! — шёпотом перевела его слова татри.

У Влады в груди заворочался твёрдый распухающий ком. Что значит эта фраза? Гонец привёз выкуп, но он не так велик, как надеялся злодей? Чем это грозит?

— Меня теперь не отпустят? — едва слышно прошептала.

Цветла ободряюще стиснула её ладонь и заговорила. Лубей засмеялся, выслушав горячую речь переводчицы, щёлкнул пальцами, что-то сказав служке. Тот подбежал к девушкам, вытащил из-за пазухи письмо и протянул Владе. Она даже отступила на шаг, испуганно глядя на ряды непонятных значков на конверте. Письмо взяла подруга, решительно сорвала сургучную печать, достала лист и развернула. Держала так, словно читали они обе. Разумеется, Влада не могла разобрать ни слова.

— Твой «отец» сожалеет, что не смог понять присланного тобой письма, и просит поберечь истосковавшееся родительское сердце и написать на родном языке. Он не сердится и очень ждёт твоего возвращения. Сообщает, что выслал похитителям аванс, как только убедится, что с дочерью всё хорошо, отдаст остальное.

Слушая подругу, иномирянка задумалась о собственном отце, но тут же отмела эту мысль. Папа далеко. Здесь несчастный барон, которого они невольно обнадёжили, хотя не в силах вернуть ему потерянную дочь. Потупилась, потёрла глаза, прогоняя слёзы, шмыгнула носом. Вышло довольно натурально. Лубей, наконец, перестал ухмыляться.