Дров набрать не успели, поэтому даже разжечь костер было не из чего.

А затем в лесу вокруг нашей стоянки началась «движуха», иначе я это назвать не мог – грохот, треск и чавканье, хруст и глухие удары, точно по окрестностям шлялась толпа слабовидящих великанов. Я поначалу схватился за меч, но убедившись, что мои спутники остались спокойными, выпустил его.

– Никто не знает, что это за ерунда, – сказал Ярх еще до того, как я успел что-то спросить. – А если кто и узнал, то он никому не расскажет, поскольку заночевать на сырой почве и остаться в живых тут невозможно. А еще тут попадаются, чтобы им всем полопаться в солнечный день, дикие эльфы, такие дикие, что хуже кошек. Такое сранство.

Да, любимое словечко красноглазого пришлось как никогда кстати.

«Движуха» продолжалась все время, что я стоял на страже, и порой мне казалось, что я вижу, как трясутся деревья, как между ними ковыляют уродливые силуэты, как нечто высовывается из земли и вновь в нее прячется, но все это могло быть плодом воображения.

Думал, что не засну под этот грохот, но усталость срубила меня не хуже топора.

К утру лес стал таким же тихим, как до захода солнца, а затянувшие небо безжизненно-серые облака начали таять.

– Слышь, Пугало, – заявил Ярх, когда мы покончили с завтраком и начали собираться. – Ты не думай, я не забыл… Ты как, не хочешь нам рассказать, кто ты такой?

Уроженец Южных земель, седлавший лошадь, замер.

– Не хочу, – сказал он. – Но придется. Только клянитесь Сердцем Мира, что никому и никогда, разве что для спасения собственной-то жизни, не откроете, что я не принадлежу к человеческому роду.

– Что это за Сердце? – полюбопытствовал я.

– Если поклясться им, а потом нарушить зарок, то удача от тебя отвернется, зато несчастья все соберешь, – нельзя сказать, что Ярх ответил на мой вопрос, но кое-что объяснил. – Я клянусь Сердцем Мира, что никому и никогда, разве что для спасения…

Я повторил то, что произнес красноглазый, и мы вдвоем уставились на Пугало.

– Я не лгал, когда говорил, что моим соплеменникам запрещено показывать лицо, когда они отбывают с родины, – сказал тот. – И вообще таких, кто оставляет очаги предков, у нас очень немного, а людей в Южных землях мало, ну и… в общем, вы меня понимаете.

Всегда удобнее, когда тебя считают одним из своих, чем чужаком, ведь чужаки вызывают подозрение.

– Да не тяни ты, ради всех богов, – буркнул Ярх.

Пугало вздохнул и принялся сматывать закрывавшую лицо ткань.

Когда он убрал ее, я ощутил даже нечто вроде рвотного позыва, но тут же, правда, устыдился.

Это же мой друг, человек, готовый отдать за меня жизнь! Хотя нет, не человек.

Цветом лицо Пугала напоминало баклажан, по вертикали его пересекала глубокая щель, а по сторонам от нее на середине высоты имелись два огромных, невероятно красивых глаза небесной голубизны, и смотрели они на нас печально и строго.