— Черт подери, Марьяша, так она с Миклухой не только из одного города. То-то я пытался понять, с чего у меня в башке этот Козловск сидел! Нет, черт подери, они не просто из одного города — Ася, то есть Соня, и Миклуха! Я же дело читал. У меня память… Точно, Кутепова! Миклуха бабку ее задавил! Бабку!

— Чью?

— Сонину бабку, старшую Кутепову. Мы не могли знать, пока ты фамилию не выяснила. А судил наш великий и неподкупный Дымков. И, считай, помиловал, дал ниже нижнего.

Марьяна тряхнула головой, мол, хорошо бы помедленнее, по порядочку, мозги не справляются.

И Паша объяснил.

Они оба на минуту замолчали, уставясь друг другу в глаза, и во взгляде каждого было торжество вперемешку с недоумением.

— Итак, — попыталась подытожить Залесская, — внучка невольно убитой Миклачевым старушки подросла, стала проституткой, уехала в Славянск, встретила Миклуху и, памятуя о том, что он придавил горячо любимую бабушку, решила его пришить. Месть, которую вынашивала с детства. Или спонтанно план созрел. Или… Погоди, а при чем здесь Дымков?

Паша притих, задумался.

— Может, и ни при чем. Но Миклуха точно «при всем».

— А Голышева? Она-то какое имела отношение к давнему наезду, который совершил Миклуха? Значит, здесь еще один мотив — ревность. То, что я изначально подозревала. Получается, она его ненавидела за убиенную любимую бабушку и одновременно любила. А он ее бросил. И руками киллера она отомстила сразу за все.

— А несчастный Лейкинд с какого боку? — недоуменно спросил Паша.

— Попал как кур во щи. Тут как раз все ясно. Киллер нашел у Миклухи расписку Лейкинда и решил рискнуть — поживиться. Отследил засаду и реализовал запасной вариант. Очень серьезный мальчик нам попался. Удары дикой силы из арсенала восточных единоборств, блестяще продуманные операции, ни малейших следов, исчезает, как тень… Джеймс Бонд отдыхает.

— Найду, — спокойно и злобно прошипел Паша, сжав кулак. — Обоих найду. Если не в области, по стране искать будем. Найдем. Кстати…

Он набрал по Марьяниному телефону Кудрина — на удачу. Тот был еще у себя. Пригласил.

— Пошли сдаваться? — галантно предложил Паша, встав и куртуазным жестом указав направление к двери.

На радостях, а потом и впопыхах Федор Пилюжный выпустил из виду один нюанс: он не уточнил (а ведь мог бы по телефону), выполнил ли дотошный и удалой инспектор Удальцов важную часть приказа, разосланного депешей: строго предупредить опрашиваемых лиц о неразглашении данных, которыми интересуется сотрудник милиции, и самого факта разговора. По закону нужна расписка, но тогда всех соседей и знакомых владельцев «копеек» надо было вызывать повесткой, что невозможно и глупо: шума еще больше. Требовалось просто «надавить авторитетом органов», строго «попросить». На большинство это наверняка бы подействовало.

Предупредил ли инспектор Удальцов соседей Мамыкина и бесценного охранника Дядько? Этот вопрос Пилюжный задал себе уже на подъезде к Ти-шарам, но решил, что теперь это не имеет значения: через час он все узнает сам.

Кадык был обучен всегда готовить страховочный вариант. Даже если знаешь наверняка, уверен на сто процентов, держишь бога за бороду — все равно…

Он должен был «лечь на дно». Хотя бы на год. Его искали по приказу человека, могущество и возможности которого были велики. Только этот человек и знал о существовании Кадыка. Только один Кадык и остался от группы сверхсекретных диверсантов и киллеров, выполнявших невыполнимые поручения этого человека. Он был бельмом на глазу, потенциальной опасностью, раздражающим фактором, потому что знал. Слишком много знал.

Логично воспользоваться известным вроде бы только ему коридором и уйти за кордон. Именно в силу естественности такого поступка Кадык не стал его совершать. По той простой причине, что коридор теоретически мог быть уже засвечен.