Он срочно доложил Кудрину и забежал рассказать Марьяне. Та сильно призадумалась, а Кудрин немедленно сел за телефон.

Через час вызвал. Таким Андрея Ивановича любимые сотрудники не видели давно.

— Значит так, коллеги… Наше с вами очень высокое начальство подтвердило, что ориентировка подлинная. Поинтересовался деликатно, как добыта, у кого, почему не поставили нас в известность? Ответили: по соображениям безопасности. В переводе на русский: не ваше собачье дело. И еще добавили мне пару ласковых по поводу грандиозных успехов в раскрытии трех убийств.

— Кто-то нашел без нас и раскрутил автора анонимки, того якобы безграмотного свидетеля. Он ведь мог знать больше. Вот и раскололся, — предположил Паша (так время от времени снайперски стрелял этот удивительный опер вместо беспорядочной пальбы шрапнелью).

— Или сам он дал дополнительный материал, но уже по другому адресу, — дополнила Марьяна Пашину версию. — Или был другой свидетель.

— Не исключено, — после некоторой паузы пробурчал Кудрин, — но я вот немного успокоился и подумал: «Какая, черт возьми, разница! Нам ведь кто-то помогает, от нас ничего не просит. Это хорошо. Другое хуже: этот «кто-то» может преследовать свои интересы. А судя по той персоне, на которую вышли, этот «кто-то», по моим догадкам, — зело могучий теневой господин. Вопрос: с чего бы вдруг один из негласных хозяев города занялся поиском и разоблачением убийцы посторонних ему людей?

— Значит, не посторонних, — резюмировал Паша.

— Проще! — вступила Марьяна. — Решили охолонить наглого чужака. Супербандитам в костюмах от Версаче нужна в городе тишина и абсолютное послушание. А тут под носом чинят самосуд, бутетенят город, возбуждают органы. Вот почему мы с этим неизвестным, давшим команду «фас», заодно.

— Обидно только, что его люди сумели накопать такое, до чего мы не дорылись, — и Кудрин с досадой и укоризной посмотрел на свою слегка растерянную команду.

Федор Пилюжный и Паша Суздалев синхронно, не будучи знакомы и не подозревая о существовании друг друга, чуть ли не в один и тот же день пришли к похожим выводам: искать убийцу прежним методом бессмысленно. В Славянске — тем более. Вариант, при котором он вообще смылся за рубеж или на далекий остров или сжег свою «копейку» в лесу, не рассматривался как нестерпимо обидный и лишавший смысла все дальнейшие действия.

Пилюжный рассудил, что три убийства, по времени не сильно отстоящие друг от друга, вряд ли совершил гастролер из далеких краев. Чтобы их готовить, надо где-то поблизости «вариться», следить за обстановкой, иметь, в идеале, своих информаторов. Если за него это делали другие, а он лишь исполнитель, какого черта сам за рулем, сам на встречу с Лейкиндом ходил? Э нет, он не далекий, но и не близкий. Он — окрестный, областной. И хоть область площадью чуть ли не с пол-Франции, найти можно, переместив поиск в районные города, поселки городского типа, даже крупные деревни. Искать не высокого брюнета в задрипанной «копейке» — он же блондин, он же со шрамом и он же без! Пробить по базам все белые «жигули» первой модели, а потом последовательно прощупать владельцев: кому давал доверенность? Да, авгиевы конюшни! Но это шанс.

Паша избрал этот же путь. Логически он тоже заключил, что убийца не гастролер из какого-нибудь далекого края, но не обязательно и житель Славянска. Если учесть твердое убеждение Марьяны, что здесь замешана женщина, тем более сомнительно, что она искала исполнителя за тридевять земель: скорее — окрест. Он тоже подумал о необъятной Славянской области. После встречи с Васьком, когда выяснилось, что именно ищут их борзые конкуренты, Паша разослал запросы в районные отделы ГИБДД области с просьбой предоставить информацию обо всех зарегистрированных «жигулях» первой модели белого цвета. В конце концов, самой свежей «копейке» должно быть более двадцати шести лет от роду. Их в восемьдесят четвертом прекратили выпускать. Раритет!

Марьяна Залесская каждый день начинала со звонка предприимчивой Анжеле Рубеновне и мягко, с сочувствием в голосе оповещала, что она-то, Марьяна, ладно, но терпение Старшего на исходе и до больших неприятностей гражданки Гукасовой осталось день-два от силы. Та клялась, что роет носом землю. Не врала, как выяснилось. Позвонила сама на четвертый день после разговора в управлении.

— В общем, так… Лене Дурику эта Ася досталась от другого… коллеги. И тот вспомнил, что она то ли родом, то ли приехала подзаработать из Козловска. Года полтора назад. Жалоб на нее не было — наоборот, спрос наблюдался, постоянные клиенты, прибыль, хотя внешне ничего особенного, малышка, тип на любителя. Но дело знала. Проработала месяца три. Потом Леня Дурик ее у… этого коллеги за долги взял. Мне передал, как бы сказать… в аренду, если так, по-простому выражаться. За процент. Вот, все вам сказала начистоту. Надеюсь, вы свое слово сдержите и оставите меня в покое. Где она сейчас — клянусь, понятия не имею. Может, в Козловск вернулась…

Кадык проснулся, вспомнил, что не один и на цыпочках подошел к дивану, где спала Ася. Он долго смотрел на нее, вспоминая вчерашнее странное чувство. И убедился, что за ночь оно никуда не пропало. Даже наоборот.

Кадык имел немало женщин. Всю жизнь, с юности, женщины нужны были, чтобы их иметь или использовать в хозяйстве, в быту, в деле. Одна попалась особая. Ее Кадык полюбил. Нет, не так, неправильно: она устроила больше других прежних, и он испытал привязанность. Она была старше на пять лет, силою и выносливостью в постели под стать ему, а характером подстать ему по природе: молчаливая, несуетная, не спорящая. Была б другая жизнь, другая работа — может, и женился бы. Она была удобная, он ее уважал.

А тут…

Он глядел на эту подвернувшуюся ему девочку — женщину с детски-мальчишеским лицом и длинными темными ресницами, и ему нестерпимо хотелось прикоснуться к ее щеке, к волосам, потрепать за ухом, как ластящегося щенка, поправить сползшее одеяло, подтянув его под розоватый подбородок, чтобы ей было теплее.

«Это что, Кадык? — спросил он себя. И подумал: — Она как ребенок. Но ты хочешь ее как женщину. И ты бы взял ее без грубости, в четверть силы, чтобы не сделать больно. И ты возьмешь ее так. Это нежность. Сечешь, Кадык? То-то и оно».

Ася открыла глаза, посмотрела на него сквозь сонную, хмельную поволоку. Медленно прояснился вчерашний вечер, но быстро отреагировала плоть. Она отбросила одеяло, прижалась, поцелуй показался Кадыку настолько мягким, сладким, топким, что у него, может быть, впервые в жизни от прильнувших женских губ закружилась голова.