Под окном стоял небольшой стол и два грубых деревянных стула. На самом столе покоились несколько закрытых горшков и пара пустых тарелок.
Слева и справа от окна висели ряды полок, с большим количеством разнообразных сосудов и глиняных чашек. На некоторых покоились инструменты – ножи разных форм и размеров, и ещё много всего, чего Адэн раньше никогда не видел. Между полками висели шкуры животных – от маленьких, подвешенных в ряды, до крупных, одиноко взиравших на мальчика. В некоторых Адэн узнал лисиц и зайцев, а, хорошо приглядевшись, опознал и пару волков. Собственно, узнал он их только потому, что дома были такие же. Если верить папе, то всё это он выменял у дяди Белеора, охотника, что изредка заходил в деревню. Говорил тот в основном со старостой, но случалось так, что и родители дожидались его, всегда заранее подготавливая к приходу охотника какие-то мешки и блюдца, но взамен возвращались с новой одеждой, игрушками или необычной едой.
Справа от двери, на полу, были навалены шкуры поверх проглядывающей деревянной дверцы, а слева стояла странная скамейка – половина от неё была обычным сидением, а вторая половина походила на согнутую, деревянную косу с тонким лезвием. Для чего нужен был этот инструмент, оставалось загадкой, но рядом стояли ещё несколько странных приспособлений, практически окружая загадочную скамейку.
Ещё с несколько минут рассматривая внутреннее убранство, Адэн услышал громкое урчание под одеялом, после чего почувствовал предательский голод, который сонное сознание игнорировало в первые после пробуждения минуты. Во рту было ужасно сухо, и если до этого момента мальчик лишь скользнул взглядом по стоящей рядом с головой посуде, то сейчас все его мысли обратились к блюдцу.
Попить лёжа и не вылить при этом содержимое блюдца на себя было как минимум трудной задачей, поэтому с мгновение поколебавшись, Адэн медленно попытался сесть.
Не получилось.
Руки и ноги были совсем ватными. Даже пошевелить пальцами было тяжело. Но с каждой секундой жжение в животе усиливалось, а во рту будто совсем не осталось влаги.
Сначала Адэн попытался пошевелить ногами. Спустя минуту усилий он смог согнуть колени, после чего незамедлительно принялся за руки. Высунуть из-под одеяла правую руку удалось довольно быстро, но левая никак не слушалась, более того – Адэн вообще её не чувствовал.
Спустя минуту тщетных стараний он попробовал сесть, и когда ему это наконец удалось, он, не скидывая одеяла, свободной рукой опустошил плошку с водой, после чего с остервенением принялся зубами отрывать куски от уже черствеющего хлеба. Стало лучше, но этого явно было мало.
Ещё раз оглядевшись, Адэн снова попробовал пошевелить левой рукой. Не получилось. Не без усилий мальчик стянул с левой руки покрывало, и когда увидел то, что находилось под ним, он вспомнил всё.
Дыхание участилось, а сердце забилось как никогда быстро. Его начало трясти, но он не мог оторвать взгляда от того, что некогда было его конечностью. Привычная рука полностью отсутствовала ниже локтя, и сейчас там было нечто, напоминающее переплетение древесных корней, с тыльной стороны «руки» покрытое слоем дубовой коры. Вместо пальцев были твердые, древесные отростки, по форме напоминающие переплетённые между собой лианы. Чуть длиннее прежних пальцев, они были согнуты в утолщениях, напоминавших пародию на человеческие суставы.
Адэн был слишком мал, чтобы представить, как такое вообще возможно. Он был ошарашен и испуган. Происходящее начало казаться ему кошмарным сном, и он вот-вот должен был проснуться, чтобы спустя мгновение оказаться в объятьях матери:
– Мама! Мама, где ты?! У меня рука, и…
Но тут перед глазами всплыла картина вспышки и последующего взрыва, когда сына отшвырнуло от матери, а после всё утонуло в боли от резкого удара.
Адэн попытался слезть с печки, в панике озираясь по сторонам. Проклятая рука не хотела шевелиться и весила, казалось, как сам мальчик. Всё это время он лежал в той же одежде, в которой и был во время бегства, за исключением шарфа и тёплой рубахи. Взамен этого на нём была тонкая, белая рубашка до колен с длинным рукавом по правую руку и обрезанным на левой, оголявшим уродливый, сросшийся с кожей пенёк.
Лежанка находилась в полутора метре над замлей, и хотя мальчик был того же роста, он не задумываясь попытался спрыгнуть, вместо этого неуклюже сползая вниз и падая.
Кое-как встав, придерживая здоровой рукой деревянную и стараясь сдержать выступающие слезы, Адэн зашагал к двери, спотыкаясь на каждом шаге.
Кое-как дошагав до проёма, он остановился, опираясь на тяжелую створку. Сил почти не было, но сейчас их компенсировал страх.
Почему он здесь один? Где остальные? Его бросили?
Не обращая внимания на комок, подступающий к горлу, Адэн схватил здоровой рукой дверную ручку, буквально повисая на ней всей телом, и та со скрипом приоткрылась. Из появившейся щели повеяло прохладой, а открывшего места было достаточно для того, чтобы ребёнок смог пролезть наружу. Изнывая от нетерпения, он бросился к заветному проходу, дабы спустя секунду, вывалившись из проёма, упасть на слой свежевыпавшего снега.