– По-твоему, я должна стать женой зеленщика или аптекаря?
– Разве это так уж плохо? Твой отец – аптекарь и прекрасный человек.
Лючия отошла к окну. Улочка Фатебенефрателли пролегала вдоль внутреннего кольца каналов, окружающих старую часть Милана. Из-под моста, перекинутого через канал, показался священник в черной сутане и круглой шляпе с широкими полями. Он поднялся по ступеням на набережную, остановился, чтобы отереть пот со лба, и двинулся дальше – к церкви Святого Марка.
– Ты уже забыл, как сносил насмешки аптекарских помощников? – не оборачиваясь проронила Лючия, рассматривая отражения зданий в почти неподвижной воде. – Папа не такой, как большинство людей его круга. Эти люди все вечера проводят в трактирах, а их жены и дети только и думают, как бы не попасть под горячую руку. Нет-нет, я знаю, каким будет мой избранник. Утонченным, образованным, разделяющим мою любовь к музыке.
Она снова повернулась к Альфреду. Он идеально подходил под это описание. Она и не ждала, что кто-то из ее поклонников сделает ей предложение, но была уязвлена тем, что Альфред в принципе исключал такую вероятность.
– Будь осторожна, Лючия. Ты сейчас как никогда близка к тому, чтобы стать «дамой полусвета». Не смотри на своих подружек из Ла Скала, которые обзавелись покровителями и купаются в роскоши. Я слишком хорошо тебя знаю: ступив на этот путь, ты себя погубишь.
– Так не дай мне погибнуть!
Альфред натянуто улыбнулся.
– Послушай… мой друг Джузеппе ненамного старше тебя, и ты знаешь, что нравишься ему. Он скрипач, утонченная натура, он сумеет обеспечить семью…
– Ах вот как! – воскликнула Лючия, чувствуя, как внутри нее закипает злость. – Ты совсем ничего не понимаешь, да? Ты никогда не видел дальше своего носа! Всё, на что ты способен – это пресмыкаться перед богачами, которые воображают, будто умеют музицировать. Ты просто жалок, Фреддо!
Ей показалось, что обида, вспыхнувшая во взгляде Альфреда, прожгла ее насквозь, и она даже удивилась, что платье на ней не пылает. Он ничего не ответил, развернулся и вышел за дверь, а Лючии хотелось, чтобы он кричал на нее, чтобы забыл о своей немецкой сдержанности и в приступе гнева выплеснул наконец свои истинные чувства. Чувства к ней. Пусть это грех, но ведь в истории были примеры, когда правители женились на собственных племянницах.
Почему-то Лючия вспомнила о ссоре с Альфредом, спускаясь к завтраку в отеле «Луксор». Шабо, потрясенный ночным происшествием – убийством Калверта Найтли, рассеянно накрывал на стол. Перед мысленным взором Лючии возник образ дяди, играющего на органе в маленькой церкви в Бергамо. Чей-то голос, похожий на голос матери, пел в ее голове строки из восемнадцатой главы книги Левит: «Никто ни к какой родственнице по плоти не должен приближаться с тем, чтобы открыть наготу». Альфред смотрел прямо перед собой, продолжая играть.
Глава 2
Семь лет назад кто-то из ее почитателей представил ей гостившего в Милане английского аристократа. Знаменитый журналист не планировал задерживаться надолго, однако его пребывание растянулось на несколько месяцев. Причиной задержки стало совершенно непредвиденное обстоятельство – Калверт Найтли получил то, чего юные итальянские франты добивались годами. Лючию Морелли.
В первый вечер их знакомства Найтли не выказал восхищения, к которому она привыкла. Как обычно, она исполнила несколько арий, но, казалось, ни ее внешность, ни голос не тронули англичанина. Его равнодушие задело Лючию за живое. Уже собираясь уходить, она случайно столкнулась с Найтли, курившим под портиком виллы, и слова сами сорвались с ее губ:
– Я слышала, вы ценитель живописи. Как может человек, превозносящий один вид искусства, оставаться совершенно безучастным к другому?
– Как может синьорина, несомненно, обладающая пытливым умом, столь поспешно судить о людях? – сказав это, он окинул ее беглым незаинтересованным взглядом, почти обесценившим комплимент ее уму.
Щеки Лючии вспыхнули.
– В таком случае смею предположить, что вам не понравилось мое пение. Можно узнать, почему?