Я говорила и говорила, чтобы в комнате не висело напряжённого молчания, старалась изо всех сил прогнать призрак отчуждения.

— Ну, так что, ты не возражаешь? — подступила вплотную и принялась сама застёгивать серебристые пуговицы на его камзоле.

Герцог Блэк едва заметно скривился, но не стал мне мешать. Махнул неопределённо рукой и сказал:

— Делай, что хочешь, если это не вредит ребёнку.

Он смотрел куда-то поверх моей головы так пристально, что я даже обернулась. Хм, окно, ничего особенного. Я сказала:

— Это доставляет удовольствие мне, а значит, полезно и для ребёнка.

— Раз так, я не против.

Губы герцога Блэка сомкнулись в тонкую линию, между бровей залегла складка. Он был рядом, но далеко. Что случилось с нами? В какой момент выросла эта стена, ведь ещё пару месяцев назад всё было хорошо! Пуговицы закончились, но я не готова была так просто сдаться. Чувствуя подушечками пальцев грубую шероховатость плотной чёрной ткани, скользнула ладонями вверх, положила руки ему на плечи и снова заглянула в глаза:

— Даркнайт, любовь моя, я соскучилась, — привстала на цыпочки и потянулась губами к его губам.

Герцог Блэк моргнул несколько раз, словно только сейчас замечая меня. Взглянул на меня задумчиво и грустно, провёл большим пальцем по щеке и поцеловал. О, Светлый Бог, это то, чего мне не хватало, как же я истосковалась по нему, как измучилась в одиночестве. Его близость туманила разум, возбуждала. Теряя голову, я углубила поцелуй, прижимаясь к нему всем телом, скользнула рукой вниз к брюкам, ниже ремня, но Даркнайт перехватил запястье и оттолкнул меня:

— Хватит, Мэрион!

И принялся, как ни в чём ни бывало, поправлять манжеты.

— Почему? — я смотрела на него растерянно и тяжело дышала. — Ты не любишь меня больше?

— Что за глупости? — бросил он раздражённо.

— Тогда почему отталкиваешь?

— Сейчас, по-твоему, подходящее время? — он кивнул в сторону окна, как бы намекая на разгар дня.

— А мне любое время подходит! — я сжала кулаки и добавила тихо. — Ты ведь больше не приходишь ко мне ночью!

Отошла к окну, пряча слёзы унижения, готовые вот-вот побежать по щекам. Герцог приблизился, мягко развернул меня к себе и сказал:

— Мэрри, нам нельзя сейчас, ты же знаешь!

— Кто сказал? — пискнула обиженно.