— Кто будете? — спросил я, подойдя к работающим вплотную.

— Свои, кто же еще, товарищ комбат, — неохотно ответил тот, что поносил окопные работы.

— Как фамилия? Давно в роте?

— Гущин. Красноармеец Гущин, — поправился боец. — В роте третий день…

— Откуда прибыли?

— С пересыльного.

— Были в окружении?

— Были и в окружении, — теперь уже со злостью ответил он.

— Где попали-то?

— Последний раз под Малоярославлем. А отступал аж от Могилева.

Боец так и сказал: "под Малоярославлем".

Я его поправил:

— Под Малоярославцем. — И продолжил: — Ну и что, разве вы там не рыли окопы?

— Почему, рыли. Да их фашист обходил стороной. Ткнется, бывало, на огонь нарвется — да и назад.

— Значит, когда у вас были окопы, он не шел на вас? А где их не было или они были просто плохо отрыты, то наступал и обходил, брал в кольцо, так?

— Выходит, что так, — буркнул Гущин.

— Нехорошие разговоры ведете, красноармеец Гущин! — повысил я голос. Вместо того чтобы рассказать людям правду о том, как фашисты, натыкаясь на подготовленную оборону, получали отпор и откатывались назад, а затем искали лазейки, места, где не было обороны или она плохо была подготовлена, и там, наступая, окружали тех, кто хорошо оборонялся, вы ворчите и размагничиваете людей. Надеюсь, бойцы все-таки услышат от вас, уже повоевавшего, эту правду и поймут, что с хорошо подготовленной обороной легче бить противника, что окопы защитят их и от осколков, и от пуль, и даже от танков врага.

— Да я что, товарищ комбат… Это так, к слову пришлось.

— Вот что, Гущин, на перекуре обо всем, что говорили мне, расскажете своему взводу. На втором перекуре — другому взводу, всем остальным.

— А как же мои пять метров? — спросил Гущин.