— Да, — ответил он. — Осталось зарядить ядрами или картечью, как прикажите, запыжевать и выкатить на позицию.

— Хорошо, — похвалил я и навел подзорную трубу на французское судно.

Там тоже вроде бы готовились к бою. На главной палубе и полубаке было много солдат. Если не ошибаюсь, сухопутных. Сперва я подумал, что их завербовали на корсарское судно, а потом решил, что это один из транспортов, отвозивших десант в Ирландию. Наверное, везет назад тех, кому на острове не хватило участка земли полметра шириной и два длиной.

— Поменять флаг! — скомандовал я, продолжая наблюдать за вражеским кораблем.

Там уже догадывались, что мы не французы, поэтому количество солдат на главной палубе не изменилось. Зато начали заряжать мушкеты. Делали это сноровисто. Французская пехота сейчас считается лучшей в Западной Европе.

— Левый борт, зарядить карронады через одну ядрами и картечью! — приказал я. — Целиться по фальшборту!

Когда сближаемся на дистанцию в полкабельтова, корвет подворачивает вправо и разряжает карронады левого борта. Картечь прошивает фальшборт и вырывает щепки из корпуса барка, словно покрыв его маленькими брызгами светлой краски, а следы от тридцатидвухфунтовых ядер похожи на кляксы. Солдат на главной палубе не осталось. Те, кто уцелел, спрятались в трюм. Они, видимо, были уверены, что фальшборт надежно защитит их. Теперь у уцелевших будет морской опыт.

Барк подвернул влево, намереваясь сцепиться с нами для абордажа. Пушки у него только на корме — две ретирадные девятифунтовки, так что решение правильное. Вот только позволим ли мы сделать это? Мне рукопашная схватка ни к чему. Сухопутные солдаты, количество которых на барке мне неизвестно, в таком деле будут опытнее моих матросов. Мы продолжаем подворачивать на ветер, уходя от столкновения.

— Левый борт, заряд тот же, стрелять по готовности! — отдаю я приказ.

Карронады начинают ухать, выплевывая клубы черного дыма и ядра или картечь. В ответ по нам палят из мушкетов. Я слышу свист пуль, но не вижу, кто и откуда стреляет. Очередной заряд картечи сметает всех, кто стоял на шканцах барка.

— Право на борт! — командую я.

Корвет начинает поворачивать вправо, а барк продолжает менять курс влево. Руль там переложен на левый борт, и некому отдать приказ, чтобы переложили на правый. Вражеский корабль продолжает поворачивать, пока не делает поворот фордевинд. Прямые паруса на фок-мачте худо-бедно работают, а вот перенести гики триселей на грот-мачте и бизань-мачте, видимо, некому.

Корвет делает поворот фордевинд, поменяв галс на правый, и продолжает уходить вправо, пока не делает поворот оверштаг и не возвращается на левый галс и прежний курс.

— Держать на барк! — приказываю я рулевым.

Между кораблями около трех кабельтовых. Барку для поворота оверштаг не хватило разгона, и нашлись все-таки матросы, переложившие руль прямо и перенесшие гики триселей на правый борт. Враг теперь пытается убежать от нас.

— На баке, погонным орудиям стрелять по парусам по готовности! — скомандовал я.

Цель крупная, дистанция короткая. Шесть выстрелов — и на барке цел только марсель на фок-мачте. Скорость судна резко падает. Там нашелся разумный человек и спустил французский флаг с грот-мачты.

Эту новость передают на пушечную палубу, откуда доносится радостный рев корсиканцев.

— Дикари, — спокойно и как бы ни к кому не обращаясь, произносит старший лейтенант Джеймс Фаирфакс.

У него отношения с корсиканцами не складываются, хотя они оказывают ему все положенные по чину знаки внимания и, вернувшись с увольнения, дарят подарки. Старший лейтенант берет кур и кувшины вина, но относиться к корсиканцам лучше упорно отказывается.