Мне показалось, что ветер стих как-то сразу. Дул, тужился — и вдруг где-то на небесах упала невидимая заслонка и перекрыла ему канал доступа к данному району Северного моря. Может быть, такое впечатление сложилось у меня потому, что усиленно греб. С непривычки горели ладони и болела спина, хотя я чувствовал, что помолодел и похудел, причем сильно. Одежда болталась на мне, как на подростке, нарядившемся в отцовское. Треуголка куда-то исчезла с головы, хотя была завязана под подбородком, но не туго. Интересно, она осталась в той эпохе или вскоре окажется на берегу в этой?! Вслед за ветром начали убиваться и волны. Не так быстро, конечно, но забрасывать брызги внутрь лодки стали все реже, что было очень хорошо, потому что мои ступни были уже в воде по косточки. На дне лодки плавал деревянный ковшик и изредка, в зависимости от крена тузика, бился то об одну мою ногу, то о другую. Останавливаться и вычерпывать воду я не хотел. Все равно промок, а берег рядом, скоро догребу.

Обернувшись в очередной раз, я заметил, что расстояние до берега почти не уменьшилось с тех пор, как стих ветер. Видимо, сейчас отлив. Раньше мне помогал ветер, а теперь придется самому бороться с течением. Так что зря выпрашивал, чтобы шторм прекратился. Вспомнил мольеровское: «Ты этого хотел, Жорж Данден!». Кстати, эту пьесу очень любила виконтесса де Донж, а я делал вид, что не понимаю намек. Зато для экипажа шхуны отливное течение было самое то, что им требовалось. Надеюсь, сумели оторваться от английского берега и благополучно добраться до Архангельска. Если попаду в этой эпохе в Россию, надо будет узнать судьбу Захара Мишукова.

До берега я добрался, когда наступили навигационные сумерки, и так быстро только благодаря тому, что отлив ослабел. Спина болела, руки горели, промокшие ноги замерзли. Едва весла начали цепляться за дно, вылез из лодки и потащил ее на берег. Дно было мягкое и вязкое. Ноги выскальзывали из добротных башмаков с позолоченными пряжками в виде стилизованных солнц на подъемах, то ли из-за того, что промокли чулки, то ли стали великоваты, как и одежда. Я протащил тузик метров на пять от края воды и выдохся. На форштевне было железное кольцо для бакштова, через которое я и воткнул в землю отшлифованную водой палку, найденную на берегу. Лопастью весла вколотил палку поглубже, чтобы удержала лодку, если вода при приливе дойдет до этого места. Уже темно, жилья поблизости не видно, так что вряд ли вернусь за тузиком до утра.

Я разулся, вылил из башмаков воду, снял мокрые чулки, чтобы выкрутить их. На правой ноге отсутствовал неправильно сросшийся перелом пяточной кости. Значит, мне меньше девятнадцати лет. Выкрученные чулки прилипали к ногам, не желая надеваться. Кюлоты и кафтан решил не выкручивать. Они промокли не так сильно. Тащить на себе все свое имущество не было ни сил, ни желания. Донес его до группы деревьев, которые язык не поворачивался назвать даже леском. Еще в прошлой эпохе обратил внимание, что остров Британия сильно полысел, несмотря на то, что стали все больше использовать уголь. Нашел поваленную бурей сосну, порванные корни которого напоминали в темноте когтистую лапу громадного чудовища. В яму у корней сложил свое барахло, в том числе и все оружие, оставив при себе лишь несколько серебряных английских монет. Скорее всего, я во второй половине восемнадцатого века. Хоть убей, не помню, разрешено ли сейчас гражданским разгуливать с боевым оружием? Тем более, не местному. Как бы меня не сочли за разбойника, выдающего себя за жертву кораблекрушения, о котором никто ничего не знает, ведь оно произошло… много лет назад. Если еще при мне будет крупная сумма денег, которую можно по-тихому конфисковать, то мои шансы быть повешенным сразу повысятся до уровня сука, к которому будет привязана веревка. Я закидал яму ветками и прошлогодними сухими листьями, а сверху еще и землей с большим содержанием песка. Надеюсь, ночью никто не найдет, а утром выясню обстановку и перенесу или перевезу на лодке туда, где найду приют.

Сразу за деревьями проходила грунтовая дорога. Судя по светлым полосам колей, между которыми были более темные полосы, поросшие травой, дорогой пользовались часто. Я задумался, решая, повернуть налево или направо? Судя по расчетам, проведенным еще на шхуне, высадился где-то в районе Грейт-Ярмута — самой восточной части острова Британия. Скорее всего, этот город где-то правее, но мне он ни к чему. Мне нужен Лондон, который левее, но поплыву туда все равно на лодке, а сейчас мне надо побыстрее добраться до какой-нибудь гостиницы или хотя бы жилья добрых людей, чтобы обсохнуть, перекусить и выспаться. С собой у меня была только фляга с белым вином, разведенным водой. Еду не брал, потому что был уверен, что доберусь до берега и гостиницы быстро. Пошел все-таки налево, хотя уже как-бы холостяк. Или вдовец?

Несмотря на отсутствие луны, ночь была не очень темная. Такие ночи здесь с середины весны до середины осени. Ближе к летнему солнцестоянию и вовсе превращаются в пародии на белые ночи. Судя по низкой, молодой траве, сейчас весна. Наверное, апрель, как и в начале предыдущих моих попаданий в новую эпоху. Справа вдоль дороги пошли кусты, которые я не сразу идентифицировал, как живую изгородь. Сперва показалось странным, что они примерно одной высоты, как будто подстриженные. Потом подошел к кустам и понял, что на самом деле когда-то, скорее всего, в прошлом году, были подстрижены, а сейчас сверху обросли молодыми побегами. За кустами было вспаханное поле. Может быть, и засеянное. Значит, где-то рядом должно быть жилье владельца или арендатора этого поля.

Стоило сделать этот глубокомысленный вывод, как увидел огонь вдали, где, наверное, заканчивается поле. Не огонь фонаря или огонек в окне, а открытое пламя, пусть и небольшое, и это был явно не пионерский костер. Впрочем, у англичан взнузданных подростков называют скаутами. Или будут называть? Понятия не имею, когда они освоили этот метод обезвреживания подрастающего поколения. Поскольку я не знал, как пройти к горящему строению, решил рвануть напрямую через поле. С трудом проломился через кусты, изрядно поцарапавшись и, судя по треску материи, нанеся ущерб одежде. Не ожидал, что живая изгородь настолько эффективное заграждение. Ноги грузли во вспаханной земле, бежать было трудно. Надеюсь, хозяин простит мне такое отношение к его труду, когда объясню, почему так поступил. В отличие от своих младших братьев-янки, которые сперва стреляют, а потом спрашивают, какого черта ты делаешь в их владениях, англичане более любопытны и, к тому же, знают, что от мертвого ответа не дождешься.

Горел двухэтажный дом. Судя по радостному яркому и мощному пламени, деревянный. В четырех низких и широких окнах первого этажа от жара полопались стекла. Наверху было видно пламя в двух в левой части, а в окнах правой пока темно. Людей возле дома не было, ни жильцов его, ни соседей. И вообще дом производил впечатление заброшенного. Рядом, слева, под прямым углом к нему и ближе к дороге, находилось деревянное строение с двумя узкими дверьми и третьими широкими, какие обычно ведут в конюшню. Если в доме слышался треск горящего дерева, то в строении было тихо. Будь там лошади, уже бы начали биться. Животные очень нервно реагируют на запах дыма, не говоря уже про шум пожара неподалеку. У меня появилось подозрение, что дом специально подожгли, чтобы получить страховку. Этот вид мошенничества встречался в Англии в предыдущую эпоху. Как только появилось страхование, так сразу пошли и самоподжоги. Сомневаюсь, что в эту эпоху люди лучше, чем в предыдущие и в двадцать первом веке.

И тут я услышал женский крик. Это был не зов на помощь, а вопили от боли или ужаса. Находилась женщина вроде бы на втором этаже в правой части, куда еще не добралось пламя. По крайней мере, там ее безопаснее было искать. Я подбежал к высокой входной двери, перед которой было крыльцо в две каменный ступеньки, защищенное от дождя полукруглым навесом из белой жести. Дверная рукоятка была вроде бы бронзовая и при этом массивная, мои пальцы едва сходились, обхватив ее. Дверь была заперта, причем крепко, ни на миллиметр не двигалась, когда я дергал рукоятку. Я затарабанил в нее кулаком и собрался закричать «Откройте!», но быстро заменил эмоции логическим мышлением. Сойдя с крыльца, посмотрел на окна второго этажа. Добраться до них можно было по лестнице. Наверное, она есть в конюшне или еще где-нибудь. Знать бы, где. Ночью без фонаря искать буду долго. А еще можно залезть на навес над крыльцом и с него дотянуть до оконного проема и… Как действовать дальше, разберусь на месте. Если не сорвусь. Появилось у меня подозрение, что в этом году я по-любому должен сломать ногу.

Я снял великоватые кафтан и камзол, чтобы не стесняли движения, положил на землю возле крыльца. После чего легко и быстро забрался на навес. Мое тело стало не только легче, но и более ловким, что приятно порадовало. Жесть была тонкая, прогибалась. В предыдущую эпоху белая жесть встречалась в Англии редко, только в богатых домах. По большей части была привозная, из германских княжеств, где ее делали давно, но процесс изготовления держали в секрете до середины семнадцатого века, когда я был в процессе перемещения из одной эпохи в другую. Потом кто-то не устоял перед соблазном — и производство жести распространилось по соседним странам. То ли жесть к моменту постройки этого дома сильно подешевела, то ли принадлежал он человеку не бедному.

Дотянуться до оконного проема у меня не получалось. Я стоял на навесе и соображал, как забраться в дом? Гнусный внутренний голос нашептывал, что женщина больше не вопит, наверное, уже мертва, так что не стоит рисковать. Ему помогал жар, который шел от окна слева, в котором с громким и резким звуком, напоминающим выстрел из ружья, треснуло стекло, и пламя вырвалось наружу.

Я спрыгнул с навеса и решил посмотреть, что там с противоположной стороны дома? Вдруг там есть возможность забраться внутрь? С той стороны к дому примыкал сад, и там было еще одно крыльцо под жестяным навесом и такая же запертая изнутри, крепкая дверь с массивной бронзовой рукояткой. Из всех окон обоих этажей вырывалось пламя. Проникать в дом с тыльной стороны не было ни возможности, ни смысла. Я пошел дальше, огибая дом, чтобы вернуться к парадному входу и подумать, что еще можно предпринять. Левая боковая стена дома полыхала вовсю. Я обогнул ее на приличном расстоянии, а потом вынужден был приблизиться, чтобы проскочить в просвет между домом и конюшней. Набрав в легкие воздуха и задержав дыхание, побежал быстро. По мере приближения к просвету жар становился все сильнее. У меня даже появилось желание, вернуться и обогнуть конюшню. Решил потерпеть и побежал дальше. Когда обогнул угол дома, жар стал слабее. Я облегченно выдохнул воздух — и, словно передразнивая меня, слева очень громко затрещали ломающиеся стены и перекрытия. Краем левого глаза я увидел, как ко мне стремительно приближается падающая, горящая стена вместе с частью крыши. Рванул вперед — и тут меня долбануло слева в голову, после чего картинка пропала вместе с треском и жаром огня и запахом гари.