Мне удалось выманить Эдварда из парка обещаниями вкусняшек, которые мы накупим в магазине, а то я уже перестала ноги свои чувствовать от холода, да и Эдвард так расшалился, что чуяло мое сердце, останься мы там подольше, не миновать нам травм и стычек с другими детьми, потому что Эдвард уже толкнул одну девочку, которая по его словам была «слишком медленной». Под вкусняшками я подразумевала пакет кукурузных палочек или других дешевых сладостей, но Эдвард думал по-другому и потребовал книжку комиксов за пять фунтов, к обложке которой была прикреплена пластиковая фигурка одного из «Октонавтов». Пыталась я его увещевать, да без толку, он и слушать не собирался, а только набрал побольше воздуха в легкие и уже изготовился выдать свой фирменный рев раненого быка, но тут в магазин зашла та полноватая старушка, и мне пришлось срочно капитулировать, потому что я уже в ее глазах была противной и сквернословящей, так теперь еще буду жадной и жестокой бабушкой. С Эдварда станется, ради красного словца он меня на публике не пожалеет, начнет опять жаловаться и приписывать мне всяческие преступления (уверена, он даже может сказать, что я его в унитаз окунула), а еще хуже, начнет других людей оскорблять, глаголя истину, на которую, как известно, способны только младенцы.

На улице Эдвард сразу же разорвал обертку комикса, извлек хрупкую пластиковую фигурку, которая, конечно же, не стоила тех денег, и тут же сломал ее. Начался плач. Он не смолкал на всем долгом, холодном, медленном пути домой, на котором нас останавливали сердобольные прохожие и вопрошали, а почему это малыш расстроен, на что я всем бодрым голосом заявляла, что малыш устал. Я уж точно устала, и сильно. Под конец я не вытерпела этого нудного и медленного возвращения домой и предложила Эдварду прокатить его на закорках. Это немного ускорило наше передвижение, но стоило мне заляпанных соплями волос на затылке, побитых почек, Эдвард пинался всю дорогу, не щадя искривленного позвоночника, потому что этот сукин сын был реально тяжелый.

Как назло, по дороге домой нам повстречался Марк. Было заметно, что я в компании маленького ребенка вызвала у него недоумение.

– О-о, – воскликнул он. – А я собирался к тебе заглянуть и пригласить на ужин сегодня вечером. Но вижу, что ты занята. Чей это малыш? – добавил он нарочито весело, как делают все взрослые люди, которые не знают, как вести себя с детьми, и потому бодрячатся и хотят тем самым показать, что они детей любят.

– Это Эдвард, – устало ответила я, с тоской глядя на фирменный бумажный пакет в руках Марка из фирменного винного бутика, в котором угадывались очертания двух бутылок вина и наверняка к ним прилагался кусок отменного сыра, а не того дешевого сыросодержащего продукта, который ты трешь на тосты и посыпаешь им голову. – Его оставили у меня на ночь. Он сын моей подруги.

Тут на меня нашел какой-то морок, и я сказала то, что даже сама не поняла, как сказала.

– Если хочешь, приходи ко мне в гости, я ребенка уложу, ужин приготовлю, а ты приходи попозже. Ведь сейчас моя очередь угощать тебя ужином, а то всю дорогу ты только и делаешь, что готовишь и готовишь для меня.

Когда эти слова выходили у меня изо рта, я сама понимала, что несу ахинею. Видно, на какое-то мгновение я сошла с ума. Когда я уложу это исчадье ада в постель, последнее, что мне захочется делать, так это стоять у плиты. Я скорее рухну на диван с огромной порцией джина и пачкой чипсов, уставлюсь тупо в телик и даже не буду притворяться, что в голове у меня шевелится хоть какая-то мысль.

Было таким облегчением услышать от Марка отказ: «Нет, нет, спасибо. У меня дома дела».

Скорость его отказа была немного обидной, но так ведь и приглашение было не самым заманчивым, да и видок у меня был далек от соблазнительного (на мне были домашние брюки, которые я надела потому, что они первыми попались мне на глаза, когда я вышла после уборки ванны и мытья Эдварда).

Дошкондыбала я с дьяволенком (к превеликому облегчению он не открывал рта при Марке, а только злобно на него зыркал из-за моего плеча) за спиной до дома и поставила его на пол.

– Кушать, – потребовал Эдвард.

– Сперва нам надо покормить собачек, – как можно ласковее сказала я, хотя эта ласка в голосе далась мне с большим усилием, учитывая, что не только Эдвард у нас был голодный-холодный-усталый. – Бедные собачки есть хотят.

– Хачу кушать! – повторил Эдвард. – Хачу шикалатку, – лукаво добавил он.

– Никаких шоколадок, скоро будем ужинать, вот только собачек покормлю сначала! – твердо отчеканила я, чувствуя свою правоту и уверенность, что ничего с ним не случится, если немного подождет, и потом, это будет ему уроком на будущее – животных надо кормить прежде людей, даже если те люди совсем маленькие. Да и ждать-то ему было всего ничего, ведь Ханна снабдила меня уже приготовленной едой для малыша, нужно было только разогреть его любимый мамин рыбный пирог – блюдо, которое Ханна готовит по раз и навсегда установленной рецептуре и которое Эдвард неизменно получает на ужин. Любая попытка кормить его чем-то иным заканчивалась приступами истерики, как будто из него изгоняют дьявола, вся еда летит с тарелок на пол, а если и удастся каким-то чудом скормить ему ложечку, то он выплюнет все вам в лицо.

Так что Ханна заготовила контейнеры с одобренной и проверенной Эдвардом запеченной рыбой. Не скрою, был у меня соблазн разнообразить ужин Эдварда какой-нибудь экзотикой и дать попробовать изнуренному однообразной едой ребенку что-то новенькое, дабы потом совершенно невинно проинформировать Ханну, что ее ребенок уминал мою стряпню за обе щеки. Но теперь я уже ученая и дух авантюризма несколько повыветрился, так что если Эдвард хочет рыбный пирог, он получит рыбный пирог, ибо нечего мне выкобениваться и зря тратить на него свои силы.

Вытрясла я в миски собачью еду, сунула рыбный пирог в микроволновку. Услышав рычание за своей спиной, я обернулась и увидела, что Эдвард, стоя на четвереньках перед миской Барри, отгонял зловещим рычанием бедного пса от его же еды, Барри был в шоке, раньше на его миску никто не посягал, тем более человеческий детеныш.

– Эдвард! – крикнула я в неменьшем шоке, быстро подняла его с пола и стала вытаскивать у него изо рта собачий корм. Благодарю бога, что то была миска Барри, если бы это была еда Джаджи, то пришлось бы мне сейчас отрывать кинувшегося на ребенка Джаджи и разжимать его намертво сомкнутые на горле ребенка челюсти. Барри у нас хоть и гигант, но обладает такой деликатной и совсем не песьей натурой, что предпочитает при любой возможности не вступать в конфронтацию, а отойти в сторонку.

– Я бобачка, я кушаю как бобачка! – вырывался из моих рук Эдвард.

– Ты не собачка. Нельзя отбирать у собак еду из их миски. Это некрасиво, и тебе повезло, что тебя не съели!