– Я тебя съем! Я бобачка! Аф-аф-аф! Я тебя укушу! Дай мою еду! Гав-гав-гав! – кидался на меня Эдвард, лаял и старался сползти на пол к миске.

Тут прозвенела микроволновка, я усадила мальчугана на стульчик, вынула пирог и поставила прямо ему под нос.

Эдвард выгнулся и его лицо исказилось.

– Кака! – четко произнес он.

– Не кака! – еще четче отчеканила я. – Ням-ням, вкусный пирог. Ты же любишь лыбку!

– Не-е-ет! Не любу. Не любу такой пилог. Я хачу мамин!

– Это и есть мамин пирог, – опять ласково заговорила я. – Ну-ка, попробуй-ка! Мама приготовила пирог для сыночка Эдварда.

– Не-е-ет, не мамин, тут комки, это кака! Хачу бобачкину еду, бобачка кушает ням-ням, дай мне ням-ням. Это кака, атпути!

Зашибись. Это дно. Абсолютное дно. Ниже уже упасть нельзя. Я уговариваю ребенка не есть собачий корм, а ведь он ел его с аппетитом минуту назад.

– Нельзя кушать собачий корм! Ты не собака!

– Я бобака!

Я взяла ложкой немного пирога, стала подносить к его рту, при этом издавая звуки самолетного двигателя и вращая ложку, как будто это самолетик, также успевала давать обещания о всех тех прелестях, что ждут мальчика, который скушает пирог. Эдвард извернулся и укусил меня за руку, в которой я держала ложку.

– Я бобака, я кусаюсь, – грозно рявкнул он. – Видишь?

В конце длительных переговоров мы сошлись на том, что я насыплю ему в миску хлопья, и он будет есть из миски, которая будет стоять на полу, ну прям как собака. Я уже потеряла всякие представления о том, что правильно, а что нет в воспитании детей. С одной стороны, у мальчика живое воображение и он изучает окружающий мир эмпирически, а не через вербальные установки и ограничения, принуждающие его к конформизму и соглашательству с ложными стереотипами и жесткими представлениями того, как должны вести себя дети. С другой стороны, он стоит на четвереньках и ест из миски. Как собака.

– Я все! – с триумфом в голосе провозгласил Эдвард. – Я холоший мальчик!

– Хороший мальчик, – со вздохом согласилась я.

– А типель пойдем в сад, я там буду какать как бобака.

– Нет, вот этого делать нельзя!

– Почему?

– Потому что, – продолжила я с тоской в голосе, – на улице холодно. Там очень холодно. У тебя же нет шерсти на попе, а у собак есть, им не холодно. У тебя попа замерзнет и отвалится, и тогда ты больше не сможешь какать.