Признание Хелен перекликается со словами сорокадевятилетней Даниэллы, инженера-медика из Израиля:
У меня всегда было ощущение, что он не со мной, что он никогда не поддержит меня и мое мироощущение, что не примет мою точку зрения вообще. Но у нас был полноценный брак, настоящая семья, друзья, мы вместе путешествовали. Все было в порядке. Правда, в какой-то момент я захотела обратиться к психотерапевту, может быть, пять или шесть лет назад, поскольку у меня стали возникать приступы тревоги. Поэтому я прошла курс психотерапии и постепенно поняла, что основным источником моей тревоги были наши с ним отношения, что, в сущности, я просто никогда не чувствовала его поддержки. Я продолжала жить, как раньше. Но внутренне изменилась. Я просто больше не могла смириться с тем, что у меня нет той поддержки, которая была мне так необходима. И в какой-то момент я просто решила, не помню точно, когда, может, когда моя дочь уехала в Швейцарию учиться кулинарии, в общем, я приняла решение уйти. Потому что я чувствовала, что эти отношения тяготят меня.
Психотерапия оказывает прямое воздействие на выявление «подавляемых» потребностей и эмоций, она дает им четкое определение и обеспечивает механизм интеграции выявленных эмоций в сюжетную линию отношений, которая придает ретроспективный смысл трудностям брака. Она укрепляет и дает преимущество одной сюжетной лини и преобразует отношения, основанные на нерефлексивных эмоциональных процессах, в рефлексивные и сознательные, организуя самосознание вокруг внутреннего эмоционального стержня, который осознается, озвучивается и формулируется в ходе терапевтических сеансов. Также психотерапия поддерживает субъект в усовершенствовании его самосознания и эмоций, помогая женщине четче осознать свои потребности и собственную ценность. Как пишет семейный социолог Орли Бенджамин: «Женское движение, и особенно его отражение в психотерапевтических профессиях, внесло критические изменения. <…> Индивидуальные, семейные и парные психотерапевтические консультации стали поддерживать самоутверждение, саморазвитие и отстраненность от услужливых практик удовлетворения чужих потребностей»528. В результате прохождения психотерапии и Хелен, и Даниэлла выработали новые критерии самооценки, которые, в свою очередь, бросили вызов негласным правилам их брака. Цель терапии в основном состоит в том, чтобы укрепить самосознание, и в этом отношении она поощряет то, что я бы назвала повышением чувства собственного достоинства. Повышение чувства собственного достоинства сопряжено с оборонительными стратегиями, поскольку оно стимулирует постоянное внимание к ранам, нанесенным субъекту. Приведу еще более наглядный пример этого процесса. Дана — сорокашестилетняя докторантка из Израиля.
КОРР.: Не могли бы вы рассказать, почему вы развелись?
ДАНА: Я не была счастлива. Много лет я была несчастна. Мы ходили к психотерапевту. Вытащить его туда было нелегко, но в конце концов мне это удалось. Стало немного легче, но я все еще чувствовала себя несчастной, поэтому решила продолжить. Я посещала психотерапевта в течение шести лет, и эта терапия действительно изменила меня и мое восприятие нашего брака. Она заставила меня многое понять.
КОРР.: Каким образом? Можете ли вы сказать, как это изменило вас?
ДАНА: Конечно. Думаю, мне не хватало четкого представления о том, кто я. Я очень сильно зависела от мужа и не могла сама принимать решения о нашей повседневной жизни. Но дело не в том, что у меня не было своего мнения. Оно было. Просто я боялась его озвучить. Я боялась ссор, поэтому позволяла ему делать то, что он хотел. Он принимал все решения. Мой психотерапевт помог мне осознать, что нет ничего плохого в том, чтобы иметь свои собственные потребности и суждения, но, когда я начала высказывать их, я поняла, что мой муж их даже не слышит, что я вынуждена оставаться тихой, бессловесной женщиной, которой была все время. Поэтому, наверное, когда я изменилась, когда увидела, что он не может совладать с моим новым самосознанием, что он хочет, чтобы я оставалась пассивной и безмолвной, я ушла в своего рода внутреннюю иммиграцию, я перестала разговаривать с ним, по существу. Не могу сказать вам, когда и как это произошло. Это просто случилось. Кажется, я дошла до предела. Я могла любить его, когда боялась быть собой, но, когда перестала бояться, любовь, которую я раньше испытывала к нему, прекратила свое существование.
Здесь терапия приводит к формированию нового самосознания в соответствии с феминистскими взглядами на личность. Это новое самосознание также достигается благодаря эмоциональной онтологии — осмыслению собственных бессознательных чувств, таких как страх, — что, в свою очередь, меняет структуру отношений, повышает планку самооценки этой женщины и предоставляет ей необходимые инструменты для переоценки ее брака. Дана приобретает ощущение отстраненности путем совершенствования собственной воли и желаний, которые, будучи выявленными, потребовали к себе «уважения». Эта работа по эмоциональному переосмыслению существенно меняет волю; тем самым иллюстрируя способы, с помощью которых совершенствование воли, лежащей в основе рынка, подрывает первоначальный договор об отношениях.
Эмоциональная компетентность и положение женщин в процессе взаимоотношений
Сексуальность, ощущение выбора и наличие альтернативных вариантов, совершенствование воли благодаря потребительским вкусам и психотерапии, конфликт между независимостью и привязанностью, борьба за обеспечение чувства собственного достоинства за счет другого человека — все это порождает динамику исчезновения любви в устоявшихся и узаконенных отношениях, создавая новую неопределенность. Сексуализация, оценка, достигаемая с помощью потребительских вкусов, конфликт между привязанностью и независимостью, а также потребность в обеспечении самоуважения опосредованы тем, что я назвала в этой главе «эмоциональными онтологиями». Женщины чаще используют эмоциональные онтологии для оценки и критики отношений, поскольку такие онтологии являются формами социальной компетентности, лежащей в основе этики заботы. Несомненно, гендерные роли и идентичности формируют различные позиции в сексуальной и эмоциональной сферах, что находит свое отражение в браке. Эти позиции, в свою очередь, отражают двойственное положение женщин в капиталистическом обществе: в качестве сексуальных субъектов, оцениваемых и потребляемых мужским взглядом, и в качестве источников заботы, отвечающих за эмоциональную сферу. Женщины являются эмоциональными и сексуальными субъектами. Они колеблются между двумя этими позициями или используют и ту, и другую в своих отношениях с мужчинами.
Хотя моя выборка разведенных людей слишком мала, чтобы делать обобщения, интересно отметить, что разведенные женщины реже, чем мужчины, прибегают к описанию откровения и чаще повествуют о накоплении разногласий и конфликтов, причем и то, и другое повествование явно пронизаны пониманием скоротечности отношений, поскольку, как правило, они разворачиваются во времени и обоснованы определенными «причинами». В свою очередь, эти причины, приведенные разведенными людьми, как правило, обусловлены эмоциональной онтологией, то есть тем, как их вынуждали чувствовать. Это согласуется с исследованиями о разводе, приведенными в начале этой главы.
Женщины применяют эмоциональную онтологию по-разному: они обращают пристальное внимание на свои собственные эмоции во взаимоотношениях, обращают внимание на эмоции партнеров, дают названия мимолетным и изменяющимся настроениям, предлагают стандарты эмоциональных ожиданий, ссылаются на эмоциональные потребности, придерживаются четко прописанной модели интимности, и, наконец, они, по всей видимости, перенаправляют, отслеживают и регулируют глубину и выразительность эмоций во взаимоотношениях, то есть выполняют то, что Арли Хохшильд назвала «эмоциональным трудом»529. Эмоциональная онтология становится основой для предъявления претензий, для проявления особой формы компетентности, формулировки ожиданий и создания социальных сценариев взаимоотношений. После того как эмоции названы, исследованы и применены в культурных моделях и идеалах, они чаще всего становятся «неопровержимыми фактами» и сущностями. Тем более что психологические фреймы, как правило, обеспечивают самоповествования и самоцели, которые придают смысловое оформление и структуру эмоциям.
Таким образом, женщины воспринимают свои эмоции как непреодолимую основу реальности, самоидентификации и социальной компетентности. Вот примеры двух женщин, которые принадлежат к разным поколениям, но удивительно созвучны в своих обращениях к эмоциональным онтологиям. Тридцатиоднолетняя Эвелин — профессор из Франции. Она рассталась со своим спутником после восьми лет отношений:
Почему мы расстались? Не потому, что с ним было что-то не так. Он отличный парень. Прямо-таки всеобщий любимец. Каждая женщина его хочет. Неудивительно, что он сейчас с моей лучшей подругой. Вот такой уж он человек. Но мне казалось, что он недостаточно понимает меня. Он любил меня и восхищался мной. Но он не понимал, кто я по-настоящему. Он видел во мне загадочную, непостижимую женщину, и когда я реагировала непонятным ему образом, он говорил: «Ты такая интересная». Но это совсем не то, что мне было нужно от него. Я хотела, чтобы он понимал, кто я. Я не хотела быть таинственной и загадочной. Я просто хотела, чтобы меня понимали.
Эвелин напоминает Хелен, шестидесятичетырехлетнюю американку, о которой говорилось выше. Когда Хелен сообщила, что переживает «кризис брака после тридцати пяти лет замужества», я спросила ее, почему:
ХЕЛЕН: Томас [имя мужа] любит меня, он любит меня по-своему, мне даже кажется, что очень сильно. Но он никогда не испытывал глубокого интереса ко мне как личности.
КОРР.: Можете ли вы привести мне пример?
ХЕЛЕН: Много-много лет назад, может быть, лет двадцать назад я выступила с публичной речью, и после этой речи он постоянно подкалывал меня из-за того, что я допустила крошечную ошибку в дате одного события. Кажется, я ошиблась на пять лет или что-то в этом роде, упомянув о нем. Он не сказал ни слова о выступлении в целом. Только о том, как я допустила ошибку. Знаете, я до сих пор это помню. Или, например, когда я покупала себе новую одежду, он тут же спрашивал: «Во сколько тебе это обошлось?» Или покупал мне какой-нибудь бессмысленный подарок на день рождения, какие-нибудь ненужные и не симпатичные мне вещи. Мне кажется, он не понимает меня. Не знает моего вкуса, не знает моих самых сокровенных потребностей.
И Эвелин, и Хелен проявляют четкую эмоциональную онтологию, они осознают свои эмоциональные потребности «быть по-настоящему услышанными», быть понятыми и оцененными должным образом и ориентированы на них. Такие потребности, несомненно, кроются в глубинах человеческой субъективности, они изменчивы и труднодоступны другим. Эти потребности можно удовлетворить только после тщательной вербализации и переговоров. Они исходят из этики заботы и, таким образом, имеют непреложный характер моральных притязаний.
Некоторые философы феминистского толка критиковали этику заботы за неспособность наделить женщин независимостью, то есть за неспособность развивать в них навыки достижения собственных целей и действовать в рамках самостоятельно сформированного ими чувства собственного достоинства. Однако этика заботы, основанная на эмоциональной онтологии, оказывает противоположный эффект. Этика заботы в сочетании с терапевтическими методами самопознания и самоуправления подразумевает и даже усугубляет самоуважение и самобытность благодаря чувству эмоциональной компетентности и, таким образом, в конечном итоге способствует развитию у женщин чувства собственного достоинства и независимости. Обеспечение чувства собственного достоинства посредством эмоций стало первостепенным для самопрезентации женщин в отношениях и для их самоконтроля, что подтверждается количественными исследованиями.