– Да какая к чертям наблюдательность, если он каждые десять минут выбегает! Никогда больше не пойду на чтение Писемского!

Однако всему приходит конец – закончил и Писемский читать свой роман. Тургенев попытался как можно быстрее покинуть салон, но Писемский догнал его и принялся расспрашивать.

– И как вам, Иван Сергеевич, мой новый роман?

Тургенев буркнул в ответ нечто похвальное, но Писемский на этом не успокоился.

– Мне вот показалось, что в конце чтения дамы очень расчувствовались! – оживленно сказал он. – И даже веерами стали чаще махать!

– Дамы – очень, очень прониклись! – подтвердил Тургенев, ускоряя шаг. – Никаких сомнений!

Ему все же удалось оторваться от Писемского, но этот короткий разговор имел далеко идущие последствия. Буквально на следующий день Алексей Феофилактович ворвался в издательство, потрясая своей рукописью. Шмякнув пачку листов на стол редактора, он воскликнул:

– Больше вы от меня поблажек не дождетесь, так и запомните! Я не простофиля какой-нибудь вам и цену теперь себе знаю.

Редактор округлил глаза и задал резонный вопрос:

– А что такое случилось, Александр Феофилактович?

– Да ничего особенного, – победно улыбнулся Писемский. – Но теперь не вздумайте мне платить с листа меньше, чем Тургеневу. Не возьму! В сущности, Иван Сергеевич наш что пишет? Эпизодики разные, не более! А я в этом романе создал цельную жизнь! Фундаментальную! И скажу я вам, на чтениях мой роман вверг всех дам в исступление и восхищение. Никаких сомнений!

– Так я и не спорю! – согласился редактор. – Пишете фундаментально! Но с дамскими восторгами вы не перебираете часом?

– Я? Перебираю? – возмутился Писемский. – Вы что же, полагаете, я все это придумал? Да вы хоть у Тургенева спросите – он все видел своими глазами и вам подтвердит.

«Великан и пигмеи. Лев Толстой и современные писатели». Карикатура неизвестного художника из коллекции Федора Фидлера. 1903

* * *

Федор Михайлович Достоевский был настолько рассеян, что во время прогулки подавал милостыню одной и той же женщине много раз. «Нищенкой» оказалась жена писателя Анна Григорьевна, решившая пошутить над мужем.

* * *

Лев Толстой считал, что все люди должны честно трудиться, жить скромно и просто. Сам он тоже старался придерживаться этих правил.

Одна дама, приехав на привокзальную площадь на извозчике, оказалась в безвыходном положении. У нее вещи. Рядом, как назло, ни одного носильщика. А поезд должен скоро отойти от перрона. И тут дама увидела мужичка – в сапогах, в опоясанной косоворотке, который тоже направлялся в сторону перрона.

– Голубчик, – обратилась она к нему, – не поможешь ли поднести вещи к вагону. Я заплачу.

Мужичок согласился. Взял вещи и поднес их к поезду. Он внес их в вагон, помог даме разместиться, и она, довольная, дала ему двадцать копеек. Мужичок взял монетку, поблагодарил и перешел в свой вагон, классом пониже.

Минул год. Дама присутствовала на благотворительном собрании в одном из московских институтов. Выступали разные влиятельные лица – профессора, попечители, члены общественного совета при институте. Вот председательствующий объявил, что сейчас перед собравшимися выступит граф Лев Николаевич Толстой. Лев Николаевич говорил с кафедры по-французски, а дама, глядя на него, то краснела, то бледнела и чувствовала страшное сердцебиение. В выступающем она узнала… того самого мужичка, который поднес ей за двугривенный вещи к вагону. В перерыве, сама не своя от волнения, она подошла к Толстому.