«Он (Крылов) гулял или, вероятнее, сидел на лавочке в Летнем саду. Вдруг… его. Он в карман, а бумаги нет. Есть где укрыться, а нет, чем… На его счастье, видит он в аллее приближающегося графа Хвостова. Крылов к нему кидается:
– Здравствуйте, граф. Нет ли у вас чего новенького?
– Есть, вот сейчас прислали мне из типографии вновь отпечатанное мое стихотворение, – и дает ему листок.
– Не скупитесь, граф, и дайте мне 2–3 экземпляра.
Обрадованный такой неожиданной жадностью, Хвостов исполняет его просьбу, и Крылов со своею добычею спешит за своим делом».
Таким образом, согласно этой версии, местоположение памятника было определено «деловым» интересом самого Крылова.
Однажды писатель Виктор Гюго отправился за рубеж и проходил на границе таможню. Таможенник спросил, чем он зарабатывает на жизнь.
– Пером, – ответил писатель, любивший изъясняться высокопарно.
Таможенник не понял, переспросил, Гюго попытался объяснить снова, назвав свои знаменитые произведения. Но, видимо, чиновник не только не читал их, но даже о них не слышал. Чтобы быстрее спровадить писателя, таможенник сделал вид, что все понял, и записал в соответствующую графу анкеты:
Пушкин любил своего лицейского приятеля Кюхельбекера, что не мешало ему жестоко над ним смеяться. Кюхельбекер был худощав, долговяз, неуклюж, говорил протяжно с немецким акцентом…
Как-то Жуковский был зван куда-то на вечер и не явился. Когда его спросили о причине, он отвечал:
– Мне не здоровилось уж накануне, к тому же пришел Кюхельбекер, и я остался дома.
Пушкин написал:
Кюхельбекер взбесился и вызвал Пушкина на дуэль. Отказаться Пушкин от дуэли не мог, хоть и не хотел ее. Секундантом Кюхельбекера был их лицейский приятель Антон Дельвиг. Первым стрелял Кюхельбекер. Когда он начал целиться, Пушкин закричал:
– Дельвиг! Стань на мое место, здесь безопаснее.
Кюхельбекер еще больше разъярился, рука дрогнула, он выстрелил и пробил фуражку на голове Дельвига.
– Послушай, товарищ, – сказал Пушкин, – без лести – ты стоишь дружбы; без эпиграммы пороху не стоишь, – и бросил пистолет.
Друзья помирились.
У Михаила Юрьевича Лермонтова была одна черта, о которой нам известно очень мало, но современники поэта отмечали ее особо. Художник Меликов М.Е. писал о Лермонтове так: