Теперь Великий Вождь Беззубая Конфета заглядывал за дальний угол «Медвежьего флага», согнутый, как жирная обезьяна, на штанах темно-бордовое пятно – во что-то он, должно быть, сел, скорее всего в «Бешеную собаку 50–50». А еще шов на штанах разошелся, заметила Алиса; перед тем как Папа-папа заполз за угол и скрылся из виду, в широкой прорехе непристойно мелькнула кофейного цвета задница.

– Гордость голожопого племени, – отметила вслух Алиса. Затем, вспомнив о собственной неприкрытой филейной части, отползла от окна и дотянулась до одежды.

Надо было выйти и разобраться с Папой-папой до того, как в номере своей жены он напьется в хлам и дойдет до состояния «срочно отлупить родственников». Но обычно это происходило не сразу, так что Алиса не торопясь оделась и разогрела в микроволновке чашку вчерашнего колумбийского кофе. Потом еще одну. Ей нужна дополнительная доза бодрости, чтобы разбираться с Папой-папой в такую рань, когда он к тому же нагружен подарками. Он может оказаться слишком резв. В одно прекрасное утро Папа-папа явился с живой росомахой на поводке. Эту тварь он выменял в Мизуле на седло. Алиса предупредила, что росомахи трудно приручаются, но Папа-папа заверил ее, что животное выкормили из бутылочки, он точно знает. После того как тварь укусила сначала одну из дочерей, потом мать, а потом и его самого – за член, – Папа-папа выволок рычащего и вырывающегося зверя во двор, привязал тем же поводком к столбу и показательно расстрелял из «узи». Экзекуция продолжалась долго, он расстреливал обойму за обоймой со страшновато довольным видом. Ему нравится эта чертова казнь, объявил он перепуганным зрителям. К тому времени, когда явился вызванный Алисой патруль, Папа-папа уже наставлял автомат на покусанную дочь с обвинениями, что та сама спровоцировала несчастное животное. Он мог допиться и до такого.

Папа-папа, должно быть, приехал вчера вечером на пароме-джете из Эяка и вместе с другими пра-родичами провел ночь в казино. Стаи пра, плотные и быстрые, стекались сейчас из отдаленных и сомнительных кланов по всему побережью, привлеченные новостями из Куинака о том, какое на этот город свалилось неслыханное богатство из киношных и, соответственно, казиношных денег. Вот почему он объявился так скоро. Обычно это занимало у него не меньше полугода.

Одна из многочисленных Папа-папиных жен жила в номере 5 с двумя или тремя дочерьми старого вождя. Или с четырьмя – Алиса так и не узнала их точного количества. Они всегда умудрялись платить. Девочки время от времени подрабатывали вместе с другими мальками на консервной фабрике, а мать выстругивала из аргиллита безделушки и сдавала их на комиссию в художественную мастерскую Ситки. По большей части у нее выходил обычный псевдоиндейский хлам – медведи, киты, тюлени и прочая псевдохуна, – но в некоторых Алиса чувствовала искру. В работах женщины пробивались те самые строгие чистые линии, которые и есть хуна. Хотя, конечно, хуны никогда ничего не вырезали из аргиллита, нет у них такой традиции. Их традиция – ткани из кедрового волокна и сундуки, но какой разумный турист захочет спать под одеялом из щепок? Или переть на себе большой деревянный ящик? Туристу нужно что-то компактное, чтобы стояло на кофейном столике и говорило соседям: «Смотрите на меня, я аутентичная часть коллекции». Аргиллитовые фигурки вполне для этого годились, и не важно, из какого они племени.

Папа-папина жена обычно делала в год три такие черные фигурки. В них хватало искры, чтобы продаваться за приличные деньги на аукционах в дни равноденствия. В эти же дни можно было ждать, что явится Папа-папа, потребует положенную вождю долю и пустится в положенный вождю загул. После недели пьянства и семейных побоев, вышвырнутый наконец вон, он сбегал на побережье и отправлялся в челночные поездки по другим своим семьям, словно краболовная лодка, проверяющая ловушки по очереди. Но Алиса не думала, что именно сейчас сможет выносить его целую неделю. У нее были заботы поважнее.

Допив вторую чашку, она спустилась в свою тесную контору и проверила автоответчик. Ни слова – ни от чертова Кармоди, ни от рыцарствующих клоунов из Скагуэя. Все сообщения были официальными, от «Дочерей пра». Чуть ли не дюжина звонков напоминала Алисе о том, что наступает Неделя Индейской Гордости и «Дочери» рассчитывают, что все женщины, в которых течет кровь пра, примут в ней участие. В конце этого длинного нытья высветился звонок сына с яхты, а в нем обратный код; Алиса набрала его, и машина на том конце ответила.

– Ма-а-ма! – промурлыкал записанный голос. – Десять утра, а ты все спишь? Ай-ай. Ну а я еще не сплю и хотел напомнить, что сегодня приезжают наши уважаемые актеры. После полудня. Им нужно два номера обязательно, лучше три. Пока-целую.

Алиса уставилась на машину. Уважаемые актеры? Два номера? Что за хрень он несет? Она смутно припоминала, как Ник говорил, что кинокомпания зарезервирует у нее номера, – три месяца назад, больше? – но она пропустила это мимо ушей, списав на его обычный южнокалифорнийский сарказм. На ее памяти никакая кинокомпания ни черта здесь не резервировала. Алиса подошла к раздвижному столику и полистала блокнот, добираясь до старых записей. Охххх. Три месяца назад компания «Лисьи труды» прислала записку и чек в подтверждение телефонного разговора. Они так и лежали в блокноте, сложенные вместе, чек до сих пор не обналичен; в записке говорилось, что семейство Йоханссен прибудет первого числа этого месяца. В журнале Алиса нашла свою собственную запись докофейным почерком: «Восемь человек, возможно больше, подтверждено».

Алиса посмотрела на часы. Первый день месяца сегодня, и почти двенадцать. Она потерла лицо. Она никогда не спала до двенадцати. Она не сидела на скуте, как большая часть города, так с чего бы ей вдруг так долго спать? Обычно она вскакивала с кровати по команде одного лишь внутреннего будильника, даже если не нужно было дежурить на консервной фабрике или выходить в море. Но с прошлой недели, когда она согласилась на эту дизайнерскую работу, – притом что Кармоди нет, а Саллас и его раста-оруженосец где-то болтаются, – внутренний будильник, похоже, тоже ушел в отпуск.

Она стерла записи на автоответчике, перемотала ленту и побежала обратно по маленькой винтовой лестнице разогревать в микроволновке остатки кофе. Затем открыла на ноутбуке подковообразную схему расположения коттеджей и принялась ее рассматривать сквозь кофейные пары. Ладно, с одним будет просто – Старый Норвежец из номера 4. Сроки вышли как минимум месяц назад не только на сам номер, но и на его маленькую плоскодонку. Он укатил на ней из залива за несколько месяцев до того, сказав, что ему скучно и что он идет в Ном на собачьи бега.

– Неделя-другая, да и все, вернусь к открытию гиллнетов.

Звонки в Ном не пролили свет на его местонахождение. Ходили разговоры, что старый скандинав на этот раз уж точно потонул и что его гиллнетную квоту пора выставлять на аукцион, но никто всерьез этому не верил. Норвежец пропадал не в первый раз и всегда рано или поздно являлся на своей скорлупке обратно, обойдя на ней всю карту: Сиэтл… Лима… Пуэрто-Валларта… однажды даже с Гавайев. Никто не понимал, как он умудрялся уплыть так далеко без приборов, а потом еще вернуться.

– Это новое японское течение, – объяснял Норвежец. – Держись потока, да и все.

Вторым будет номер 7, в котором сейчас обитает пара юных отмороженных канадцев, Навидады. Дети родом из Масатлана проскочили в Куинак через Канаду, чтобы «купить жилье и пустить корни». Они, однако, оказались слишком застенчивыми, чтобы ради работы обивать пороги доков, чтобы добыть денег, чтобы купить жилье. Они не платили за номер уже восемь недель. Парень казался достаточно способным и настойчивым, у него были фотографии, подтверждавшие, что еще в Мансанильо он ходил выслеживать тунца, с его энергией и опытом он вполне мог бы стать моряком, если бы не комплексовал из-за плохого английского. Он не мог заставить себя куда-то пойти и спросить насчет работы. Он не мог даже пойти и спросить насчет дров. Так что большую часть времени пара проводила в кровати, перед телевизором с мыльными операми из локалки «Медвежьего флага», укрытая горой отельных простыней.

Алиса их жалела, но продлять им аренду означало просто оттягивать неизбежное. Южане часто приезжают сюда с намерением пустить корни, но это мало кому удается. Навскидку в голову приходил только Грир, как пример успешной трансплантации из тропиков: он прожил здесь уже десять лет, однако и у него с корнями было плоховато.

С третьим коттеджем труднее всего. Расстелив на столе календарь, Алиса глотнула кофе. Но не успела даже начать перебирать варианты, как раздался выстрел – пистолетный, черт побери, выстрел почти прямо под ней – крак! – и следом тонкий девчоночий визг. Еще два выстрела и еще больше визга. Похоже, из обиталища жены и дочек Папы-папы.

Алиса сунула ноги в резиновые сапоги и схватила дробовик, который Кармоди приучил ее держать под крышкой стола. Это была двустволка десятого калибра, обрез со стволом всего на пару сантиметров длиннее законного минимума. Алиса хваталась за нее несчетное число раз, хотя никогда не стреляла. Кармоди говорил, что и не понадобится.

– Сама увидишь: один вид двух черных дырок нахрен отбивает охоту выпендриваться у любого недоделанного головореза. Вот и не стреляй, пока не будешь нахрен знать, что это нахрен надо, – инструктировал он ее, – а если уж стреляешь, старайся не жать на оба курка разом. Десятый калибр хрен потом найдешь. Плюс раздробишь ключицу.

Алиса вышла на ярко освещенный двор с ружьем в руках, готовая перестрелять всех нахрен. Собственная тень на ракушечной земле напомнила ей одну из подделок под пещерные рисунки, на которые так падки туристы, – воин с копьем, правдиво-банальный и всеми любимый. Ощущение было дурацкое. Ничто не превращало ее в полную идиотку в собственных глазах лучше, чем собственный правдиво-банальный вид. Но тут она услыхала новый острый крак! и поспешила вперед, забыв про тень. За этим пистолетным щелчком последовал разноголосый вой и задавленный стон. Звуки доносились из номера 5, откуда же еще. Она побежала по ракушкам к дверям коттеджа. Штор на окнах не было, но она все равно не могла рассмотреть, что делается внутри. Как и многие постояльцы, которым приходилось самим себя отапливать, семейство Папы-папы спасалось от холода, заклеивая окна слоями вискина. Через пленку не было видно ничего, кроме смутно дерганого шевеления. Алиса достала запасной ключ, громко лязгнув им в спешке. Никто за дверью этого даже не заметил. Стоны продолжались – с хрипами и подвываниями. Затем новая серия резких щелчков. По звуку похоже на маленький целевой пистолет, заряженный «пионерами», – возможно, пустяковина двадцать второго калибра. Кто-то весьма удивится, увидев большую десятку Кармоди. Ключ наконец сработал, Алиса пнула дверь и шагнула внутрь, пригнувшись, как спецназовец.