- Дайте мне!
- Мне дайте, Василий Маркович!
- Мне! Мне!
- Нам на двоих дайте!
- А почему им? Я раньше попросил!
Василий Маркович, хмуря брови, взмахнул книгой.
- Тише! Тише, я говорю. Успокойтесь. Я же не Господь-бог. Это Иисус Христос пятью хлебами и двумя рыбами более пяти тысяч человек накормил. А мне как одну книгу разделить на всех вас?
Вы же знаете, учебники у нас - проблема. Единственный с горем пополам достал. Больше нет.
Класс постепенно утихомирился. И впрямь, чего уж там надрываться, нас ведь вон сколько.
- Но ничего, не горюйте, - успокоил преподаватель. - Я скоро поеду в Москву, привезу оттуда учебников, наглядных пособий.
“ Поеду в Москву” ... Слова эти засели в память. Словно озарение какое-то нашло. Ярким фантастическим светом вспыхнула картина: кремлевские башни, Красная площадь, мавзолей... Вот бы! ...
Радужная мечта побывать в столице гвоздем засела в сознании, и ничем ее оттуда не вытянешь.
Ходил, и об этом только и думал. Выбрав удобный момент, подошел к Василию Марковичу.
- Возьмите меня с собой.
- Ну что ж, - ни минуты не раздумывая, сказал учитель, - поедем.
Знал бы дорогой Василий Маркович, с каким настырным компаньоном связывается, поостерегся бы давать согласие. Ведь как там ни говори, а мое участие в поездке - не помощь, а очень даже хлопотная обуза. Но добро получено. Я был на седьмом небе. До предстоящего отъезда считал дни и часы. Когда же наступил назначенный день и я, положив в сумку сваренную матерью курицу, а в карман - немного денег на дорогу, пришел в Чернооково, моего спутника уже не было- ушел на станцию. Так что, отступать? Не на того напали! И я зашагал по прихваченной ноябрьским морозцем дороге направлением на Климово.
Добрался туда уже затемно. На дальней улице нашел дом Репковых и, открыв дверь, предстал пред удивленные очи Василия Марковича, ожидавшего там времени отправления поезда. Он развел руками и второй раз произнес те же слова:
- Ну что ж поедем.
Москва встретила нас серым, пасмурным небом, нависшим над громадьем домов, какофонией автомобильных гудков, не смолкавших ни днем, ни ночью, и ледяным равнодушием, полнейшим безучастием москвичей к приезжему человеку.
Василий Маркович устроил меня на ночлег где-то на окраине города, у своих знакомых. Просторная, богато обставленная квартира оглушала своим безмолвием. Нет, люди в ней жили, но голосов их я не слышал, во всяком случае - обращенных ко мне. Кто я? Как меня величают, из каких таких краев прибыл в первопрестольную, как там деревня-матушка поживает, надолго ли у мужиков терпения хватит за трудодни - пустышки город кормить - никого это не интересовало. Хозяева квартиры на меня смотрели и в упор не видели, словно я что-то аморфное, бесплотное, сквозь которое взгляд проходит, как свет лампы сквозь комнатный воздух. А я время от времени робкими шагами заходил в полутемный уголок кухни, где у меня стояла сумка с продуктами, отламывал кусок курицы, торопясь, съедал ее и снова уходил на улицу. Прохаживался возле дома, часами стоял у замызганного, местами выщербленного железобетонного парапета набережной, обрамлявшего дурно пахнущую от фабричных стоков речку Яузу.