Это была она. Нежное, золотисто-смуглое от загара лицо, тёмно-карие оленьи глаза, аккуратный носик и длинные блестящие волосы. У меня пересохло во рту, я глупо молчал, забыв предложить Кате войти.

— Это я звонила… — сказала она.

— Да-да, проходи… те. Пёс ждёт.

Я был словно в ступоре от лёгкого запаха её духов. По-моему, именно так должны пахнуть нимфы — цветами и зеленью. Широко распахнул дверь и пропустил девушку вперёд. В доме лаял и подвывал пёс, и когда Катя вошла, едва не сбил её с ног, лизал ей лицо, молотил хвостом и, наверно, заплакал бы, если б смог.

— Лаки, ты мой хороший… наконец-то… Спасибо, я тебе так благодарна! — подняла на меня Катя мокрые счастливые глаза. — Две недели искали, думали, что уже всё… Похудел как, бедный мой! Ах, да… вот, Глеб, возьми.

Она открыла маленькую сумочку и достала две голубые купюры.

— Не надо денег.

— Как «не надо»? Мы обещали вознаграждение.

Я поколебался, но взял: сообществу нужны средства на стерилизацию, лечение и корм.

— Говорили, что лапа опухшая, а я ничего не вижу, — забеспокоилась Катя.

— Было небольшое воспаление, почти незаметное. Я обработал. (Ей совсем необязательно знать, что Лаки грозила ампутация).

— Спасибо большое! Лаки, скажи «спасибо»… Ну, мы пойдём. — Катя прицепила поводок к ошейнику и потянула пса к выходу. Взялась за дверную ручку.

Меня накрыла паника: сейчас нимфа попрощается и уйдёт навсегда.

Я брякнул, покраснев:

— А может… кофе?

— Кофе? — удивилась она.

— Да… с печеньем.

Мы встретились взглядами, и время для меня остановилось. Исчезли и звуки, и запахи, я ничего не видел, кроме Катиных глаз в пушистых чёрных ресничках.

— Подожди… а ведь я тебя помню, — вдруг просияла она, — ты был на озере с одним парнем… Макаром, кажется.

— С Игорем. — Я расплылся в улыбке: нимфа меня узнала! — Это фамилия его Макаркин.